3) платяной (шкаф) — одна Н в суффиксе имен прилагательного -ЯН-, пламенный — образовано от существительного на -мя: пламя — пламени — пламенный, далее по правилу «В основах косвенных падежей и форм мн. ч. существительных на -мя пишется суффикс -ЕН. СеребрЯНый, глинЯНый, пчелИНый, дискуссиОННый, барабанНый, дровЯНой, гостИНый, карманНый, стеклЯННый, картинНый, соломЕННый, кожАНый, лекарствЕННый, песчАНый, весенНий, плем+ен+ Ной, ледЯНой, полотнЯНый, времЕН+Ный, оловЯННый, клюквЕННый. Дрейдл (Dreidl) Lyrics: Всё, бога ради / Всё, ради бога / Нигде так не одиноко / Как на сцене стадиона / Кто знает, где я был все эти годы? / Выжившим пилотам полагается разбор полётов / От эго нету. Заказать ткань Кожа (31447-NH229) в Краснодаре с доставкой по всей России Продажа оптом и в розницу Низкая цена в магазине Гарден-Текс Заказ по телефону 8(861)210-01-11. Вареный костюмно-плательный хлопок Дымчато-голубой IDT 10/8/C00 17112321 – купить по цене 1650 р.в интернет-магазине тканей Fashion Fabric. Характеристики: Состав 100% хлопок.
Укажите варианты, в которых пропущена одна и та же буква. Задание 11 ЕГЭ.
Бистрович опасно пробил с линии штрафной в правый угол. Мяч мимо прошёл! Счёт 2:0. Козлов сделал передача на Алекса. Тот протащил мяч чуть вперёд и хлёстко пробил в правый нижний угол с дальней дистанции. Акинфеев даже прыгать не стал! Давила пробил через себя после заброса слева. Не вышел удар!
Агапов пробил головой после заброса в штрафную. Слабо получилось. Латышонок поймал мяч в руки. Мяч отбит вратарём. Гайич с дальней дистанции нанёс плотный удар в правый угол. Латышонок отразил мяч на угловой! Андраде в верховой борьбе получил повреждение.
Судья остановил игру.
Счастье учителя - успехи учеников Марк Аврелий. Правописание -Н- и -НН- в суффиксах различных частей речи. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых пишется НН? Своеобразие художестве 1 ого мира ра 2 их повестей Н. Гоголя связа 3 о с использованием фольклорных традиций: име 4 о в народных сказаниях, полуязыческих легендах и преданиях писатель нашёл темы и сюжеты для своих произведений.
Запомним: Отглагольное прилагательное отличается от причастия тем, что оно образуется от глаголов несовершенного вида что делать? Определяйте часть речи, смотрите, есть ли зависимые слова, всегда помните данные правила. ТружеНик- существительное.
Отходить приставка от Отрастить корень раст пишем а 2.
Правописание Н и НН в прилагательных, образованных от существительных
- Рекомендуем
- Вариант 13, задание 11 - ЕГЭ Русский язык. 36 вариантов. 2022 | ЕГЭ Русский вместе | Дзен
- Сосна пасадена egger
- Объединить несколько файлов jpg в один pdf
- Библиотека
- Кожаный Олень - Место 37 - YouTube
Кожаный платяной дымчатая слева
Пальто кожаное REVONTULI с мехом. Контрольные / проверочные работы для учителя-предметника для 11 класса. Учебно-дидактические материалы по Русскому языку для 11 класса по УМК Н. Г. Гольцовой. Кожаные ножны кинжала Алексей снял с эсэсовца. вести себя воспитанно. Подтвердите свой возраст. Данный раздел предназначен только для посетителей, достигших возраста 18 лет!
Объединить несколько файлов jpg в один pdf
Мусаев вошёл в штрафную слева и пробил. 1. КожАный, платЯной 2. ДымчАтая, слевА 3. ЖестикулирОвать, упорствОвать 4. КожИца, фасолЕвый 5. ГуттаперчЕвый, замшЕвые. Кожаные ножны кинжала Алексей снял с эсэсовца.
Сосна пасадена egger
платяной. глянцевитый. гуттаперчевый. Новости. Учителю. Международная дистанционная олимпиада «Инфоурок» весенний сезон 2024. Pdf reader объединить файлы. Сосна пасадена egger. Кожаный платяной дымчатая слева. Дуб денвер трюфель egger. 1. КожАный, платЯной 2. ДымчАтая, слевА 3. ЖестикулирОвать, упорствОвать 4. КожИца, фасолЕвый 5. ГуттаперчЕвый, замшЕвые.
Вход и регистрация
Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло. Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, — арестант повернулся, прищурился на солнце, — позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя.
Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека. Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, — и тут говорящий позволил себе улыбнуться.
Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.
Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего: — Развяжите ему руки. Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал его другому, подошел и снял веревки с арестанта. Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться. Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры.
Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни: — Как ты узнал, что я хотел позвать собаку? Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески: — Итак, ты врач? Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет.
Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить... Разве я похож на слабоумного? Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы: — Я могу перерезать этот волосок. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо.
Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? Арестант недоуменно поглядел на прокуратора. Ты всех, что ли, так называешь? Можете дальнейшее не записывать, — обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжал говорить арестанту: — В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил. Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя. Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги.
Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма, а командовал ею я, — тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в долине Дев. Впрочем, этого и не случится, к общему счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я. В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала под золотым потолком круг, снизилась, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны.
Быть может, ей пришла мысль, вить там гнездо. В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно.
Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора. Оставалось это продиктовать секретарю.
Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль. Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.
Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к вискам и застучавшая в них, только у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой. Пилату показалось, что исчезли розовые колонны балкона и кровли Ершалаима вдали, внизу за садом, и все утонуло вокруг в густейшей зелени Капрейских садов.
И со слухом совершилось что-то странное, как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества... Пилат напрягся, изгнал видение, вернулся взором на балкон, и опять перед ним оказались глаза арестанта. Но тебе придется ее говорить. Но, говоря, взвешивай каждое слово, если не хочешь не только неизбежной, но и мучительной смерти.
Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем Городе и угостил... Его этот вопрос чрезвычайно интересовал. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова. Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой. Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь. Молчание на балконе некоторое время нарушала только песня воды в фонтане.
Пилат видел, как вздувалась над трубочкой водяная тарелка, как отламывались ее края, как падали струйками. Первым заговорил арестант: — Я вижу, что совершается какая-то беда из-за того, что я говорил с этим юношей из Кириафа. У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним случится несчастье, и мне его очень жаль. Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, — прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, — тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда — все они добрые люди?
Так много лет тому назад в долине дев кричал Пилат своим всадникам слова: «Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался! А затем, понизив голос, он спросил: — Иешуа Га-Ноцри, веришь ли ты в каких-нибудь богов?
Покрепче помолись! Впрочем, — тут голос Пилата сел, — это не поможет. Жены нет? Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал: — Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты?
О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня!
Повторяю тебе: берегись. И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом. Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой. Ему прокуратор приказал сдать преступника начальнику тайной службы и при этом передать ему распоряжение прокуратора о том, чтобы Иешуа Га-Ноцри был отделен от других осужденных, а также о том, чтобы команде тайной службы было под страхом тяжкой кары запрещено о чем бы то ни было разговаривать с Иешуа или отвечать на какие-либо его вопросы.
По знаку Марка вокруг Иешуа сомкнулся конвой и вывел его с балкона. Затем перед прокуратором предстал стройный, светлобородый красавец со сверкающими на груди львиными мордами, с орлиными перьями на гребне шлема, с золотыми бляшками на портупее меча, в зашнурованной до колен обуви на тройной подошве, в наброшенном на левое плечо багряном плаще. Это был командующий легионом легат. Его прокуратор спросил о том, где сейчас находится себастийская когорта.
Легат сообщил, что себастийцы держат оцепление на площади перед гипподромом, где будет объявлен народу приговор над преступниками. Тогда прокуратор распорядился, чтобы легат выделил из римской когорты две кентурии. Одна из них, под командою Крысобоя, должна будет конвоировать преступников, повозки с приспособлениями для казни и палачей при отправлении на Лысую Гору, а при прибытии на нее войти в верхнее оцепление. Другая же должна быть сейчас же отправлена на Лысую Гору и начинать оцепление немедленно.
Для этой же цели, то есть для охраны Горы, прокуратор попросил легата отправить вспомогательный кавалерийский полк — сирийскую алу. Когда легат покинул балкон, прокуратор приказал секретарю пригласить президента Синедриона, двух членов его и начальника храмовой стражи Ершалаима во дворец, но при этом добавил, что просит устроить так, чтобы до совещания со всеми этими людьми он мог говорить с президентом раньше и наедине. Приказания прокуратора были исполнены быстро и точно, и солнце, с какой-то необыкновенною яростью сжигавшее в эти дни Ершалаим, не успело еще приблизиться к своей наивысшей точке, когда на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский Иосиф Каифа. В саду было тихо.
Но, выйдя из-под колоннады на заливаемую солнцем верхнюю площадь сада с пальмами на чудовищных слоновых ногах, площадь, с которой перед прокуратором развернулся весь ненавистный ему Ершалаим с висячими мостами, крепостями и — самое главное — с не поддающейся никакому описанию глыбой мрамора с золотою драконовой чешуею вместо крыши — храмом Ершалаимским, — острым слухом уловил прокуратор далеко и внизу, там, где каменная стена отделяла нижние террасы дворцового сада от городской площади, низкое ворчание, над которым взмывали по временам слабенькие, тонкие не то стоны, не то крики. Прокуратор понял, что там на площади уже собралась несметная толпа взволнованных последними беспорядками жителей Ершалаима, что эта толпа в нетерпении ожидает вынесения приговора и что в ней кричат беспокойные продавцы воды. Прокуратор начал с того, что пригласил первосвященника на балкон, с тем чтобы укрыться от безжалостного зноя, но Каифа вежливо извинился и объяснил, что сделать этого не может. Пилат накинул капюшон на свою чуть лысеющую голову и начал разговор.
Разговор этот шел по-гречески. Пилат сказал, что он разобрал дело Иешуа Га-Ноцри и утвердил смертный приговор. Таким образом, к смертной казни, которая должна совершиться сегодня, приговорены трое разбойников: Дисмас, Гестас, Вар-равван и, кроме того, этот Иешуа Га-Ноцри. Первые двое, вздумавшие подбивать народ на бунт против кесаря, взяты с боем римскою властью, числятся за прокуратором, и, следовательно, о них здесь речь идти не будет.
Последние же, Вар-равван и Га-Ноцри, схвачены местной властью и осуждены Синедрионом. Согласно закону, согласно обычаю, одного из этих двух преступников нужно будет отпустить на свободу в честь наступающего сегодня великого праздника пасхи. Итак, прокуратор желает знать, кого из двух преступников намерен освободить Синедрион: Вар-раввана или Га-Ноцри? Каифа склонил голову в знак того, что вопрос ему ясен, и ответил: — Синедрион просит отпустить Вар-раввана.
Прокуратор хорошо знал, что именно так ему ответит первосвященник, но задача его заключалась в том, чтобы показать, что такой ответ вызывает его изумление. Пилат это и сделал с большим искусством. Брови на надменном лице поднялись, прокуратор прямо в глаза поглядел первосвященнику с изумлением. Пилат объяснился.
Римская власть ничуть не покушается на права духовной местной власти, первосвященнику это хорошо известно, но в данном случае налицо явная ошибка. И в исправлении этой ошибки римская власть, конечно, заинтересована. В самом деле: преступления Вар-раввана и Га-Ноцри совершенно не сравнимы по тяжести. Если второй, явно сумасшедший человек, повинен в произнесении нелепых речей, смущавших народ в Ершалаиме и других некоторых местах, то первый отягощен гораздо значительнее.
Мало того, что он позволил себе прямые призывы к мятежу, но он еще убил стража при попытках брать его. Вар-равван гораздо опаснее, нежели Га-Ноцри. В силу всего изложенного прокуратор просит первосвященника пересмотреть решение и оставить на свободе того из двух осужденных, кто менее вреден, а таким, без сомнения, является Га-Ноцри. Каифа прямо в глаза посмотрел Пилату и сказал тихим, но твердым голосом, что Синедрион внимательно ознакомился с делом и вторично сообщает, что намерен освободить Вар-раввана.
Даже после моего ходатайства? Ходатайства того, в лице которого говорит римская власть? Первосвященник, повтори в третий раз. Все было кончено, и говорить более было не о чем.
Га-Ноцри уходил навсегда, и страшные, злые боли прокуратора некому излечить; от них нет средства, кроме смерти. Но не эта мысль поразила сейчас Пилата. Все та же непонятная тоска, что уже приходила на балконе, пронизала все его существо. Он тотчас постарался ее объяснить, и объяснение было странное: показалось смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осужденным, а может быть, чего-то не дослушал.
Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновение, как и прилетела. Она улетела, а тоска осталась необъясненной, ибо не могла же ее объяснить мелькнувшая как молния и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: «Бессмертие... Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепеке. Тут он оглянулся, окинул взором видимый ему мир и удивился происшедшей перемене.
Пропал отягощенный розами куст, пропали кипарисы, окаймляющие верхнюю террасу, и гранатовое дерево, и белая статуя в зелени, да и сама зелень. Поплыла вместо этого всего какая-то багровая гуща, в ней закачались водоросли и двинулись куда-то, а вместе с ними двинулся и сам Пилат. Теперь его уносил, удушая и обжигая, самый страшный гнев, гнев бессилия. Он холодною влажною рукою рванул пряжку с ворота плаща, и та упала на песок.
Темные глаза первосвященника блеснули, и, не хуже, чем ранее прокуратор, он выразил на своем лице удивление. Может ли это быть? Мы привыкли к тому, что римский прокуратор выбирает слова, прежде чем что-нибудь сказать. Не услышал бы нас кто-нибудь, игемон?
Пилат мертвыми глазами посмотрел на первосвященника и, оскалившись, изобразил улыбку. Кто же может услышать нас сейчас здесь? Разве я похож на юного бродячего юродивого, которого сегодня казнят? Мальчик ли я, Каифа?
Знаю, что говорю и где говорю. Оцеплен сад, оцеплен дворец, так что и мышь не проникнет ни в какую щель! Да не только мышь, не проникнет даже этот, как его... Кстати, ты знаешь такого, первосвященник?
Так знай же, что не будет тебе, первосвященник, отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему, — и Пилат указал вдаль направо, туда, где в высоте пылал храм, — это я тебе говорю — Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье! Он вознес руку к небу и продолжал: — Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его бог!
Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата! Не нужно было подбирать слова. Теперь полетит весть от меня, да не наместнику в Антиохию и не в Рим, а прямо на Капрею, самому императору, весть о том, как вы заведомых мятежников в Ершалаиме прячете от смерти. И не водою из Соломонова пруда, как хотел я для вашей пользы, напою я тогда Ершалаим!
Нет, не водою! Вспомни, как мне пришлось из-за вас снимать со стен щиты с вензелями императора, перемещать войска, пришлось, видишь, самому приехать, глядеть, что у вас тут творится! Вспомни мое слово, первосвященник. Увидишь ты не одну когорту в Ершалаиме, нет!
Придет под стены города полностью легион Фульмината, подойдет арабская конница, тогда услышишь ты горький плач и стенания. Вспомнишь ты тогда спасенного Вар-раввана и пожалеешь, что послал на смерть философа с его мирною проповедью! Лицо первосвященника покрылось пятнами, глаза горели. Он, подобно прокуратору, улыбнулся, скалясь, и ответил: — Веришь ли ты, прокуратор, сам тому, что сейчас говоришь?
Нет, не веришь! Не мир, не мир принес нам обольститель народа в Ершалаим, и ты, всадник, это прекрасно понимаешь. Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвел народ под римские мечи! Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание веру и защищу народ!
Ты слышишь, Пилат? Каифа смолк, и прокуратор услыхал опять как бы шум моря, подкатывающего к самым стенам сада Ирода великого. Этот шум поднимался снизу к ногам и в лицо прокуратору. А за спиной у него, там, за крыльями дворца, слышались тревожные трубные сигналы, тяжкий хруст сотен ног, железное бряцание, — тут прокуратор понял, что римская пехота уже выходит, согласно его приказу, стремясь на страшный для бунтовщиков и разбойников предсмертный парад.
Прокуратор тыльной стороной кисти руки вытер мокрый, холодный лоб, поглядел на землю, потом, прищурившись, в небо, увидел, что раскаленный шар почти над самой его головою, а тень Каифы совсем съежилась у львиного хвоста, и сказал тихо и равнодушно: — Дело идет к полудню. Мы увлеклись беседою, а между тем надо продолжать. В изысканных выражениях извинившись перед первосвященником, он попросил его присесть на скамью в тени магнолии и обождать, пока он вызовет остальных лиц, нужных для последнего краткого совещания, и отдаст еще одно распоряжение, связанное с казнью. Каифа вежливо поклонился, приложив руку к сердцу, и остался в саду, а Пилат вернулся на балкон.
Там ожидавшему его секретарю он велел пригласить в сад легата легиона, трибуна когорты, а также двух членов Синедриона и начальника храмовой стражи, ожидавших вызова на следующей нижней террасе сада в круглой беседке с фонтаном. К этому Пилат добавил, что он тотчас выйдет и сам, и удалился внутрь дворца. Пока секретарь собирал совещание, прокуратор в затененной от солнца темными шторами комнате имел свидание с каким-то человеком, лицо которого было наполовину прикрыто капюшоном, хотя в комнате лучи солнца и не могли его беспокоить. Свидание это было чрезвычайно кратко.
Прокуратор тихо сказал человеку несколько слов, после чего тот удалился, а Пилат через колоннаду прошел в сад. Там в присутствии всех, кого он желал видеть, прокуратор торжественно и сухо подтвердил, что он утверждает смертный приговор Иешуа Га-Ноцри, и официально осведомился у членов Синедриона о том, кого из преступников угодно оставить в живых. Получив ответ, что это — Вар-равван, прокуратор сказал: — Очень хорошо, — и велел секретарю тут же занести это в протокол, сжал в руке поднятую секретарем с песка пряжку и торжественно сказал: — Пора! Тут все присутствующие тронулись вниз по широкой мраморной лестнице меж стен роз, источавших одуряющий аромат, спускаясь все ниже и ниже к дворцовой стене, к воротам, выходящим на большую, гладко вымощенную площадь, в конце которой виднелись колонны и статуи Ершалаимского ристалища.
Лишь только группа, выйдя из сада на площадь, поднялась на обширный царящий над площадью каменный помост, Пилат, оглядываясь сквозь прищуренные веки, разобрался в обстановке. То пространство, которое он только что прошел, то есть пространство от дворцовой стены до помоста, было пусто, но зато впереди себя Пилат площади уже не увидел — ее съела толпа. Она залила бы и самый помост, и то очищенное пространство, если бы тройной ряд себастийских солдат по левую руку Пилата и солдат итурейской вспомогательной когорты по правую — не держал ее. Итак, Пилат поднялся на помост, сжимая машинально в кулаке ненужную пряжку и щурясь.
Щурился прокуратор не оттого, что солнце жгло ему глаза, нет! Он не хотел почему-то видеть группу осужденных, которых, как он это прекрасно знал, сейчас вслед за ним возводят на помост. Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна: «Га-а-а... Волна не дошла до низшей точки и неожиданно стала опять вырастать и, качаясь, поднялась выше первой, и на второй волне, как на морском валу вскипает пена, вскипел свист и отдельные, сквозь гром различимые, женские стоны.
Он выждал некоторое время, зная, что никакою силой нельзя заставить умолкнуть толпу, пока она не выдохнет все, что накопилось у нее внутри, и не смолкнет сама. И когда этот момент наступил, прокуратор выбросил вверх правую руку, и последний шум сдуло с толпы. Тогда Пилат набрал, сколько мог, горячего воздуха в грудь и закричал, и сорванный его голос понесло над тысячами голов: — Именем кесаря императора! Тут в уши ему ударил несколько раз железный рубленый крик — в когортах, взбросив вверх копья и значки, страшно прокричали солдаты: — Да здравствует кесарь!
Пилат задрал голову и уткнул ее прямо в солнце. Под веками у него вспыхнул зеленый огонь, от него загорелся мозг, и над толпою полетели хриплые арамейские слова: — Четверо преступников, арестованных в Ершалаиме за убийства, подстрекательства к мятежу и оскорбление законов и веры, приговорены к позорной казни — повешению на столбах! И эта казнь сейчас совершится на Лысой Горе! Вот они перед вами!
Пилат указал вправо рукой, не видя никаких преступников, но зная, что они там, на месте, где им нужно быть. Толпа ответила длинным гулом как бы удивления или облегчения. Когда же он потух, Пилат продолжал: — Но казнены из них будут только трое, ибо, согласно закону и обычаю, в честь праздника пасхи одному из осужденных, по выбору Малого Синедриона и по утверждению римской власти, великодушный кесарь император возвращает его презренную жизнь! Пилат выкрикивал слова и в то же время слушал, как на смену гулу идет великая тишина.
Теперь ни вздоха, ни шороха не доносилось до его ушей, и даже настало мгновение, когда Пилату показалось, что все кругом вообще исчезло. Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо. Пилат еще придержал тишину, а потом начал выкрикивать: — Имя того, кого сейчас при вас отпустят на свободу... Он сделал еще одну паузу, задерживая имя, проверяя, все ли сказал, потому что знал, что мертвый город воскреснет после произнесения имени счастливца и никакие дальнейшие слова слышны быть не могут.
Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило ему огнем уши. В этом огне бушевали рев, визги, стоны, хохот и свист. Пилат повернулся и пошел по мосту назад к ступеням, не глядя ни на что, кроме разноцветных шашек настила под ногами, чтобы не оступиться. Он знал, что теперь у него за спиною на помост градом летят бронзовые монеты, финики, что в воющей толпе люди, давя друг друга, лезут на плечи, чтобы увидеть своими глазами чудо — как человек, который уже был в руках смерти, вырвался из этих рук!
Как легионеры снимают с него веревки, невольно причиняя ему жгучую боль в вывихнутых на допросе руках, как он, морщась и охая, все же улыбается бессмысленной сумасшедшей улыбкой. Он знал, что в это же время конвой ведет к боковым ступеням троих со связанными руками, чтобы выводить их на дорогу, ведущую на запад, за город, к Лысой Горе. Лишь оказавшись за помостом, в тылу его, Пилат открыл глаза, зная, что он теперь в безопасности — осужденных он видеть уже не мог. К стону начинавшей утихать толпы примешивались теперь и были различимы пронзительные выкрики глашатаев, повторявших одни на арамейском, другие на греческом языках все то, что прокричал с помоста прокуратор.
Кроме того, до слуха долетел дробный, стрекочущий и приближающийся конский топот и труба, что-то коротко и весело прокричавшая. Этим звукам ответил сверлящий свист мальчишек с кровель домов улицы, выводящей с базара на гипподромскую площадь, и крики «берегись! Солдат, одиноко стоявший в очищенном пространстве площади со значком в руке, тревожно взмахнул им, и тогда прокуратор, легат легиона, секретарь и конвой остановились. Кавалерийская ала, забирая все шире рыси, вылетела на площадь, чтобы пересечь ее в сторонке, минуя скопище народа, и по переулку под каменной стеной, по которой стлался виноград, кратчайшей дорогой проскакать к Лысой Горе.
Летящий рысью маленький, как мальчик, темный, как мулат, командир алы — сириец, равняясь с Пилатом, что-то тонко выкрикнул и выхватил из ножен меч. Злая вороная взмокшая лошадь шарахнулась, поднялась на дыбы. Вбросив меч в ножны, командир ударил плетью лошадь по шее, выровнял ее и поскакал в переулок, переходя в галоп. За ним по три в ряд полетели всадники в туче пыли, запрыгали кончики легких бамбуковых пик, мимо прокуратора понеслись казавшиеся особо смуглыми под белыми тюрбанами лица с весело оскаленными, сверкающими зубами.
Поднимая до неба пыль, ала ворвалась в переулок, и мимо Пилата последним проскакал солдат с пылающей на солнце трубою за спиной. Закрываясь от пыли рукой и недовольно морща лицо, Пилат двинулся дальше, устремляясь к воротам дворцового сада, а за ним двинулся легат, секретарь и конвой. Было около десяти часов утра. Глава 3.
Седьмое доказательство — Да, было около десяти часов утра, досточтимый Иван Николаевич, — сказал профессор. Поэт провел рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на Патриарших вечер. Вода в пруде почернела, и легкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки на всех трех сторонах квадрата, кроме той, где были наши собеседники.
Небо над Москвой как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами звучали мягче, по-вечернему. А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и все это мне приснилось? Это может кто подтвердить!
Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, черт знает почему, то пропадал, то появлялся: — Дело в том... И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас — никому ни слова и полный секрет!.. Наступило молчание, и Берлиоз побледнел. Вот так история!
Берлиоз тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он за спиною профессора замигал Бездомному, — не противоречь, мол, ему, — но растерявшийся поэт этих сигналов не понял. Даже очень возможно, и Понтий Пилат, и балкон, и тому подобное... А вы одни приехали или с супругой?
Вы где остановились? Нигде, — ответил полоумный немец, тоскливо и дико блуждая зеленым глазом по Патриаршим прудам. А в «Метрополе» чудесные номера, это первоклассная гостиница... Перестаньте вы психовать.
Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей. Ведь вы не знаете города...
Санрайз отель Турция Сиде бунгало. Starlite Resort Hotel Турция Сиде. Sunrise Турция 5 Сиде. Отель Кристалл Санрайз Квин в Сиде. Отель Санрайз Турция 5 звезд. Отель Резорт спа 5 звёзд Сиде Турция. Sunrise Турция Анталия Сиде. Санрайз аквапарк Сиде.
Белек Санрайз парк Резорт аквапарк. Sunrise Resort Сиде минигольф. Отель в Турции Санрайз парк Резорт. Sunrise Resort Hotel 5 Турция Сиде отзывы 2022 год. Старлинг Резорт отель Турция Сиде. Бархатный сезон в Турции. Старлинг Резорт 5 бассейн. Турция отель Старлайт берег море. Sunrise Tucana Resort. Sunrise Resort Hotel 5 Турция Кизилагач 1 линия.
Алания отель Санрайз. Турция Сиде Санрайз Резорт отель 5. Санрайз Сиде Турция корты. Sunrise Resort Hotel 5 Турция Сиде видеообзор. Санрайз Владимир бассейн. Fortuna Side 5 Турция. Отель Sunrise Турция Анталья. Отель Кристал Санрайз фото. Санрайз Резорт Сиде Турция фото 2019 год. Санрайз Анталия Сиде.
Отель Санрайз Турция Сиде 5 звезд.
Пример заданий и их разбор Пример 1 Укажите цифры, на месте которых пишется: — НН: Прида 1 ое оказалось сложе 2 о в многочисл 3 ые пакеты, и комната была ими соверше 4 о загроможде 5 а. Ответ: 3, 4. Его всегда румя 1 ое лицо в тот миг показалось мне измуче 2 ым, как будто он внезапно узнал, что обеща 3 ому так и не сужде 4 о было сбыться. Румяное — н в составе корня «румян»; измученный — страдательное причастие; обещанный — исключение; суждено — краткое причастие. Ответ: 2, 3. Укажите цифры, на месте которых пишется: -Н: В заброше 1 ом доме валялись жестя 2 ые ведра, соломе 3 ые корзины, рва 4 ая одежда, стекля 5 ая посуда и чугу 6 ые котелки.
Полочки с боковыми прорезными карманами с листочками. На левой полочке четыре отделочные пуговицы. На подкладке полочек прорезные карманы с листочками, застегивающиеся на навесную петлю и пуговицу. Спинка со средним швом, заканчивающимся шлицей. Воротник отложной с отрезной стойкой и лацканами. Рукава втачные двухшовные для высших офицеров - с обшлагами. По воротнику, бортам, листочкам изделия проложено по одной отделочной строчке. По краям бортов, воротника, лацканов, шву притачивания обшлагов у высших офицеров проложены канты василькового цвета кроме высших офицеров, имеющих корабельные воинские звания. Погоны нашивные. Пальто шерстяное для военнослужащих женского пола. Пальто шерстяное иссиня-черного черного цвета состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Пальто с центральной бортовой застежкой однобортное. Полочки с застежкой и пятью форменными пуговицами морскими форменными пуговицами золотистого цвета, рельефными швами от проймы до низа, в которых расположены внутренние боковые карманы. Спинка со шлицей внизу. На уровне линии талии спинки - полупояс, втачанный в боковые швы. Воротник отложной. Рукава втачные. Подкладка иссиня-черного черного цвета до низа с утепляющей прокладкой. На подкладке правой полочки расположен внутренний карман с листочкой. Куртка демисезонная кожаная для высших офицеров. Куртка демисезонная кожаная черного цвета прямого силуэта состоит из полочек, спинки, съемного утеплителя, рукавов и воротника. Куртка с центральной бортовой застежкой на тесьму-молнию и пять потайных кнопок на притачной подкладке с утепляющей прокладкой. Полочки с горизонтальными кокетками, наклонными прорезными карманами с листочками, имеющими еще один скрытый карман с застежкой на молнию. Основные карманы с листочками имеют потайную магнитную застежку. Спинка с горизонтальной кокеткой, средним швом и отрезными боковыми частями. Воротник отложной с отрезной стойкой. Рукава втачные двухшовные. В швах втачивания рукавов в области плеча для крепления погон закреплены погоны-хлястики с треугольным верхним краем, пристегивающиеся на кнопку. Подкладка черного цвета. На полочках подкладки куртки демисезонной кожаной расположены прорезные карманы в рамку с обтачками из кожи. Съемный утеплитель куртки демисезонной кожаной из натуральной овчины на подкладке. Полочки утеплителя с горизонтальными прорезями. Погоны съемные. Куртка демисезонная кроме высших офицеров. Куртка демисезонная иссиня-черного черного цвета шерстяная состоит из полочек, спинки, съемного утеплителя, рукавов, воротника и пояса. Куртка с центральной внутренней бортовой застежкой. Полочки с лацканами, кокетками и боковыми долевыми прорезными карманами с листочками, застежкой и четырьмя пуговицами иссиня-черного черного цвета. Спинка с кокеткой. В боковых швах куртки демисезонной, на уровне талии, расположены шлевки для пояса. Пояс съемный с пряжкой. Подкладка иссиня-черного черного цвета. На подкладке левой полочки расположен внутренний карман с листочкой. Полочки, спинка и рукава с утеплителем. Съемный утеплитель пристегивается к куртке демисезонной на форменные пуговицы иссиня-черного черного цвета и состоит из спинки и полочек, обшитых подкладочной тканью. Бушлат шерстяной. Бушлат шерстяной черного цвета со смещенной бортовой застежкой двубортный состоит из полочек, спинки, воротника и рукавов. Полочки с застежкой и морскими форменными пуговицами золотистого цвета, боковыми прорезными карманами в рамку. На подкладке левой полочки расположен внутренний карман. Плащ демисезонный кожаный для высших офицеров. Плащ демисезонный кожаный черного цвета с бортовой застежкой на петли и пуговицы состоит из полочек, спинки, воротника, рукавов. Полочки с кокетками и боковыми прорезными карманами с листочками. На линии талии по швам притачивания боковых частей - шлевки для пояса. На полочках подкладки плаща демисезонного кожаного - прорезные карманы с обтачками из кожи. На правой полочке - карман, застегивающийся на молнию, на левой - карман, застегивающийся на петлю и пуговицу. Спинка с кокеткой и шлицей. На линии талии по швам притачивания боковых частей спинки - шлевки для пояса. В области плечевых швов для крепления погон - погоны-хлястики с треугольным верхним краем, пристегивающиеся свободными концами на кнопку. Воротник отложной с лацканами. По низу рукавов - паты, застегивающиеся на петли и пуговицы. Плащ демисезонный. Плащ демисезонный иссиня-черного черного цвета с центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, воротника, рукавов, пояса и съемного утеплителя. Полочки с лацканами, застежкой и четырьмя пуговицами иссиня-черного черного цвета, притачными кокетками и боковыми прорезными карманами с листочками. Спинка с отлетной кокеткой, со шлицей внизу. Воротник отложной на притачной стойке. В области плечевых швов имеются шлевки и петли для крепления погон. В боковых швах плаща демисезонного, на уровне талии, расположены шлевки для пояса. На левом подборте расположен прорезной карман с листочкой. Съемный утеплитель пристегивается на пуговицы иссиня-черного черного цвета и состоит из полочек и спинки. Верхняя часть утеплителя на подкладке. Костюм зимний с меховым воротником для высших офицеров, имеющих корабельные воинские звания. Костюм зимний с меховым воротником состоит из куртки и брюк. Куртка черного цвета с центральной внутренней бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника, капюшона и мехового съемного утеплителя. Полочки с застежкой на молнию и ветрозащитным клапаном, застегивающимся на две кнопки и текстильную застежку, и боковыми прорезными карманами с листочками, застегивающимися на кнопки. Рукава втачные с локтевыми усилительными накладками. По талии и низу куртки продернуты регулировочные шнуры. В верхней части спинки, по линии горловины, притачан капюшон и имеется внутренний карман для его размещения. Съемный утеплитель куртки состоит из полочек, спинки и рукавов с трикотажными напульсниками. Детали съемного утеплителя из овчины меховой облагороженной черного цвета. Съемный утеплитель пристегивается к куртке на форменные пуговицы черного цвета. Воротник съемный из каракуля черного цвета пристегивается к воротнику куртки на форменные пуговицы черного цвета. Брюки прямого покроя черного цвета состоят из передних и задних половинок, уширенного пояса, съемного утеплителя. Передние половинки брюк с боковыми прорезными карманами. Пояс с боковыми хлястиками, застегивающимися на пуговицы, шлевками для ремня. Пояс с застежкой на металлический крючок и петлю и молнию, расположенную на гульфике брюк. Съемный утеплитель состоит из передних и задних половинок и пояса. Съемный утеплитель крепится к брюкам на форменные пуговицы черного цвета. Костюм зимний полевой для высших офицеров. Костюм зимний полевой состоит из куртки и брюк. Куртка прямого силуэта камуфлированной расцветки с утеплителем, центральной бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника и съемного утеплителя. Полочки с кокетками, застежкой на молнию и ветрозащитным клапаном, застегивающимся на кнопки, боковыми прорезными карманами с клапанами, застегивающимися на текстильную застежку, и нагрудными накладными объемными карманами с клапанами, застегивающимися на текстильную застежку. В правом боковом кармане - внутренний карман для пистолета. В верхней части рукавов прорезные карманы с листочкой, застегивающиеся на молнию. По талии куртки продернут регулировочный шнур. По низу куртки предусмотрены хлястики и металлические рамки. Все швы проклеены влагонепроницаемой лентой. Съемный утеплитель куртки состоит из полочек, спинки, рукавов с трикотажными напульсниками и воротника. Детали съемного утеплителя из овчины меховой облагороженной или искусственного утеплителя. Брюки прямого покроя камуфлированной расцветки с искусственным утеплителем состоят из передних и задних половинок, уширенного пояса и бретелей. Передние половинки брюк с боковыми карманами с подрезным бочком и застроченными по длине складками по центру. Пояс со шлевками для ремня, хлястиками и металлическими рамками, металлическими пуговицами для пристегивания бретелей. Пояс с застежкой на кнопки и молнию на гульфике брюк. Низ брюк обрабатывается швом вподгибку. Бретели выполнены из эластичной ленты. Костюм зимний полевой кроме высших офицеров типа 1. Костюм зимний полевой типа 1 состоит из куртки с капюшоном, куртки-подстежки с утеплителем и брюк со съемным утеплителем. Куртка с капюшоном камуфлированной расцветки с центральной внутренней бортовой застежкой состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника и капюшона. Полочки с ветрозащитным клапаном, кокетками, наклонными прорезными карманами с листочкой и нижними накладными карманами с клапанами, застегивающимися на текстильные застежки. Рукава с локтевыми усилительными накладками. На левом рукаве накладной карман с клапаном, застегивающийся на текстильную застежку. Внизу рукава хлястик, пристегивающийся свободным концом на текстильную застежку. В области плеча в шов настрачивания усилительных плечевых накладок вшиваются погоны-хлястики, пристегивающиеся свободными концами на текстильную застежку. Капюшон съемный на подкладке, с притачной планкой для пристегивания к воротникам курток, с боковой и задней частями, с цельнокроеным козырьком, застегивающийся спереди на текстильную застежку. По талии куртки - кулиска с эластичной лентой для регулирования размера. Погончики типа «муфта». Куртка-подстежка с утеплителем камуфлированной расцветки, прямого силуэта, с центральной застежкой на молнию и внутренним ветрозащитным клапаном состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника-стойки. В нижней части полочек располагаются прорезные карманы, застегивающиеся на молнию. Рукава с трикотажными манжетами. В области плеча куртки-подстежки с утеплителем в шов настрачивания усилительных плечевых накладок вшиваются погоны-хлястики, пристегивающиеся свободными концами на текстильную застежку. Брюки со съемным утеплителем камуфлированной расцветки состоят из передних и задних половинок, пояса и бретелей. Передние половинки брюк со съемным утеплителем с боковыми карманами и накладными боковыми карманами с клапанами, застегивающимися на текстильную застежку, наколенными усилительными накладками, отлетными по низу. Задние половинки с кокетками. Пояс с боковыми хлястиками с пряжками для бретелей, со шлевками для ремня. Брюки со съемным утеплителем с застежкой на две петли и пуговицы на поясе и пуговицы на гульфике. В нижней части боковых швов брюк пуфты и молнии. Съемный утеплитель брюк состоит из передних и задних половинок. Съемный утеплитель пристегивается к брюкам при помощи пуговиц. Костюм зимний полевой для ношения в местности с особо холодным климатом кроме высших офицеров. Костюм зимний полевой для ношения в местности с особо холодным климатом состоит из куртки со съемным утеплителем, жилета и брюк со съемным утеплителем. Куртка камуфлированной расцветки прямого силуэта с центральной потайной застежкой состоит из полочек, спинки, воротника, рукавов и погон. Полочки с потайной застежкой на пуговицы, ветрозащитным клапаном, двойными кокетками, верхними накладными карманами с клапанами, застегивающимися на пуговицы, наклонными прорезными карманами с листочкой. Ветрозащитный клапан с притачной подбородочной частью расположен с внутренней стороны левой полочки. В области плеча в шов настрачивания усилительных плечевых накладок вшиваются погоны-хлястики, пристегивающиеся свободными концами на пуговицу. На нижнем воротнике расположены пять пуговиц для пристегивания воротника съемного утеплителя куртки. Рукава втачные двухшовные с отрезной верхней частью, локтевыми усилительными накладками, внутренними карманами с клапанами, застегивающимися на текстильную застежку. Съемный утеплитель куртки состоит из полочек, спинки, рукавов и воротника. Съемный утеплитель пристегивается к куртке при помощи застежки-молнии и пуговиц. На левой полочке расположен внутренний накладной карман с клапаном, застегивающийся на пуговицу. Рукава втачные одношовные, с внутренней стороны с манжетами. Жилет с центральной застежкой на молнию состоит из полочек, спинки и воротника. На полочках расположены нижние прорезные карманы. На левой полочке расположен нагрудный прорезной карман. Спинка двухшовная. По талии спинки жилета - кулиска с эластичной лентой для регулирования размера. Брюки камуфлированной расцветки со съемным утеплителем с цельновыкроенным поясом застегиваются на крючок и пуговицы, имеют внутренние прорезные карманы и накладные карманы с клапанами, застегивающиеся на пуговицы. На передней части пояса расположены шлевки - держатели полуколец, на задней части пояса - шлевки для крепления ремня. Брюки со съемными бретелями со вставкой из эластичной тесьмы, пристегивающимися к передней части брюк при помощи полуколец, а к задней части - на пуговицы. Низ брюк со штрипками. Костюм зимний полевой типа 2. Костюм зимний полевой типа 2 состоит из куртки с капюшоном и брюк. Куртка состоит из полочек, спинки, рукавов, воротника и капюшона. Куртка двухсторонняя с центральной внутренней бортовой застежкой- молнией и ветрозащитной планкой с текстильной застежкой. Полочки состоят из кокетки, средней, боковой и нижней частей. В шве соединения средней и боковой частей карманы с застежкой-молнией, на нижней части полочки - накладные объемные карманы с клапаном, застегивающиеся на текстильную застежку. Спинка состоит из отлетной кокетки, средней и нижней частей. Рукава реглан с усилительными накладками в области локтя. В верхней части рукава настрочены погоны, застегивающиеся на текстильную застежку. На кармане левого рукава текстильная застежка из петельной части в виде ромба для крепления нарукавного знака.
Ткань Хлопок Рубашечный "Дымчато Серый"
Sunrise Турция Анталия Сиде. Санрайз аквапарк Сиде. Белек Санрайз парк Резорт аквапарк. Sunrise Resort Сиде минигольф. Отель в Турции Санрайз парк Резорт. Sunrise Resort Hotel 5 Турция Сиде отзывы 2022 год. Старлинг Резорт отель Турция Сиде. Бархатный сезон в Турции. Старлинг Резорт 5 бассейн. Турция отель Старлайт берег море. Sunrise Tucana Resort.
Sunrise Resort Hotel 5 Турция Кизилагач 1 линия. Алания отель Санрайз. Турция Сиде Санрайз Резорт отель 5. Санрайз Сиде Турция корты. Sunrise Resort Hotel 5 Турция Сиде видеообзор. Санрайз Владимир бассейн. Fortuna Side 5 Турция. Отель Sunrise Турция Анталья. Отель Кристал Санрайз фото. Санрайз Резорт Сиде Турция фото 2019 год.
Санрайз Анталия Сиде. Отель Санрайз Турция Сиде 5 звезд. Starlight Sunrise Сиде. Старлайт Резорт Сиде. Сиде Санрайз Резорт отель. Санрайз Старлайт Турция. Кристалл Санрайз Квин лакшери Резорт. Кристалл Санрайз Квин Турция.
Речь длинная — речь длинна, говорить длинно, подлинник. Современный язык — она современна, современник, одеваться современно. Запомним: Отглагольное прилагательное отличается от причастия тем, что оно образуется от глаголов несовершенного вида что делать?
Её [дороги] чёрные, давно не езженные колеи едва проступали в траве. Целый день слышался скрип немазаных колёс. Шоссе было гладким, асфальтированным. Лошади пошли ходкой рысью, отбивая по льду коваными копытами. У Лёньки в глазах блеснула непрошеная слеза. Ночью меня разбудил грохот окованных колёс. В несколько дней сборы были кончены, вещи собраны3 и увязаны. Любка лежала на сундуке, укрытая пёстрым, стёганым одеялом, сшитым3 из ситцевых лоскутиков. Кое-где проглядывала из-под снега колея заброшенной, нехоженой дороги. С плеч свисал жёваный, с оттянутыми до колен карманами плащ. Слова эти не произвели желанного действия. Коли парень ты румяный, братец будешь мне названый. Я долго не мог связать атамана Уралова с этим нежданным-негаданным старичком-затворником. Простор равнины вливался в обвешанное редкими облаками небо. Он вприпрыжку бежал к нам в пиджаке, увешанном орденам и медалями. Размешанную глину подавали на стройку в вагонетках. Везде подвешены провода. На столе в гранёных стаканчиках стояли настойки и наливки домашнего изготовления, на тарелках закуски: малосольные огурцы, маринованные грибки и помидоры, квашеная вилочная капуста 36. Песок, сорванный с откоса, обрушился на отряд, закрутился как бешеный. Несказанным очарованием была полна степь. Два пулемётных гнезда были аккуратно устроены, всюду были сделаны земляные полочки. На мостовой валялась раздавленная скорлупа крашеных яиц. Я там привёз вяленой воблы. А весна в этот год сияла невиданными красками. В приметах заключено много точного знания и поэзии. Дорожки сада были усыпаны ровным крупным гравием, хрустевшим под ногами, а с боков обставлены большими розовыми раковинами. Толстый дворецкий, блестя круглым бритым лицом и крахмаленым бантом белого галстука, доложил, что кушанье подано. Нервные люди вспыльчивы и неуравновешенны.
Образовано от имени существительного! Слов с этим суффиксом часто имеет значение «сделан из чего»: из песка, из кожи, из овса, из земли. Н и НН в суффиксах слов, образованных от глаголов 14. Если в слове есть приставка НЕ, но оно несовершенного вида, НН писать нельзя. Это отглагольные прилагательные!
Новости дня
кожа корень н суффикс ый окончание. 1. КожАный, платЯной 2. ДымчАтая, слевА 3. ЖестикулирОвать, упорствОвать 4. КожИца, фасолЕвый 5. ГуттаперчЕвый, замшЕвые. Для постельного белья Для штор Лен Италия Лен костюмный Лен рубашечный Плательный С принтом.
Джо Байден пообещал незамедлительно возобновить поставки оружия Украине
Сосна Пасадена форма и стиль. Сосна Пасадена какой цвет. Сосна Пасадена кабинет руководителя фото. Кухня дуб Пасадена. Полупенал для кухни. Кухня с полупеналами. Бетон Чикаго светло-серый f186 st9. ЛДСП бетон Чикаго светло-серый f186 st9. ЛДСП Эггер бетон.
Цвет сосна Пасадена. Alvic Syncron. Кухни Алвик синхрон айс Крим 004. Alvic Syncron фасады. Дуб Азгил белый Egger. Ламинат Egger epl170. Ламинат сосна Джексон. Эггер дуб Азгил белый в интерьере.
Венге мали Egger. Эггер венге мали мебель. Столешница венге мали Egger. Венге мали Egger шкаф. Пасадена Эггер шкаф купе. Сосна Пасадена Egger шкаф купе. Сосна Пасадена мебель. Сосна Джексон Ламарти.
Egger сосна Пасадена шкаф. Сосна Пасадена Эггер в интерьере. Стенка сосна Джексон. Пластик Лемарк 0661 br. ЛДСП h1486 st36 сосна Пасадена. Кухня Оливия сонома эйч светлая. Любимый дом Оливия кухня сонома эйч темная.
На неделе Конгресс окончательно утвердил пакет законопроектов о помощи киевскому режиму.
Финансирование Белый дом пытался выбить полгода. Так что Джо Байден уже пообещал: поставки начнутся незамедлительно. Значительная часть средств, правда, останется в США — Пентагон будет восполнять свои арсеналы.
Это ему наконец удалось, но как только он попробовал подтянуть ноги к деревцу — тотчас же упал от слабости и от какой-то страшной, новой, зудящей боли в ступнях. Неужели все? Неужели так и придется погибнуть вот здесь, под соснами, где, может быть, никто никогда не найдет и не похоронит его обглоданных зверьем костей? Слабость неодолимо прижимала к земле. Но вдали гремела канонада.
Там шел бой, там были свои. Неужели он не найдет в себе сил, чтобы одолеть эти последние восемь-десять километров? Канонада притягивала, бодрила, настойчиво звала его, и он ответил на этот зов. Он поднялся на четвереньки и по-звериному пополз на восток, пополз сначала безотчетно, загипнотизированный звуками далекого боя, а потом уже сознательно, поняв, что так передвигаться по лесу проще, чем с помощью палки, что меньше болят ступни, не несущие теперь никакой тяжести, что, ползя по-звериному, он сможет двигаться гораздо быстрее. И опять он ощутил, как от радости поднимается в груди и подкатывает к горлу клубок. Точно не себе, а убеждая кого-то другого, кто слаб духом и сомневался в успехе такого невероятного передвижения, он сказал вслух: — Ничего, уважаемый, теперь-то уж все будет в порядке! После одного из перегонов он отогрел окоченевшие кисти, зажав их под мышками, подполз к молодой ели, вырезал из нее квадратные куски коры, затем, ломая ногти, отодрал от березы несколько длинных белых лычек. Вынул из унтов куски шерстяного шарфа, обмотал ими руки сверху, с тыльной стороны ладони, положил в виде подошвы кору, привязал ее берестой и прикрутил бинтами из индивидуальных пакетов.
На правой руке получилась очень удобная и широкая култышка. На левой же, где привязывать приходилось уже зубами, сооружение оказалось менее удачным. Но руки были теперь «обуты», и Алексей пополз дальше, чуя, что двигаться стало легче. На следующем привале привязал по куску коры и к коленям. К полудню, когда стало заметно пригревать, Алексей сделал уже изрядное число «шагов» руками. Канонада, вследствие ли того, что он приблизился к ней, или в результате какого-то акустического обмана, звучала сильнее. Было так тепло, что ему пришлось опустить «молнию» комбинезона и расстегнуться. Когда он переползал моховое болотце с зелеными кочками, вытаявшими из-под снега, судьба приготовила ему еще подарок; на седоватом сыром и мягком мху увидел он тоненькие ниточки стебельков с редкими, острыми, полированными листочками, и между ними, прямо на поверхности кочек, лежали багровые, чуть помятые, но все еще сочные ягоды клюквы.
Алексей наклонился к кочке и прямо губами стал снимать с бархатистого, теплого, пахнущего болотной сыростью мха одну ягоду за другой. От приятной, сладковатой кислоты подснежной клюквы, от этой первой настоящей пищи, которую он ел за последние дни, в желудке у него сделались спазмы. Но не хватило силы воли переждать острую, режущую боль. Он елозил по кочкам и, уже приноровившись, как медведь, языком и губами собирал кисло-сладкие ароматные ягоды. Он очистил так несколько кочек, не чувствуя ни льдистой сырости вешней воды, хлюпавшей в унтах, ни жгучей боли в ногах, ни усталости — ничего, кроме ощущения сладковатой и терпкой кислоты во рту и приятной тяжести в желудке. Его стошнило. Но удержаться он не мог и снова принялся за ягоды. Он снял с рук самодельную обувь, набрал ягод в банку, набил ими шлем, привязал его тесемками к ремню и пополз дальше, с трудом преодолевая тяжелую дрему, наполнившую весь его организм.
Клайв Стейплз Льюис На ночь, забравшись под шатер старой ели, он поел ягод, пожевал коры и семечек из еловых шишек. Заснул он сторожким, тревожным сном. Несколько раз казалось, что кто-то в темноте бесшумно подкрадывается к нему. Он открывал глаза, настораживался так, что начинало звенеть в ушах, выхватывал пистолет и сидел, окаменев, вздрагивая от звука упавшей шишки, от шелеста подмерзшего снега, от тихого журчанья маленьких подснежных ручейков. Только под утро каменный сон сломил его. Когда совсем рассвело, вокруг дерева, под которым он спал, он увидел мелкие кружевные следы лисьих лап, и меж ними виднелся на снегу продолговатый следок волочившегося хвоста. Так вот кто не давал ему спать! По следам было видно, что лиса ходила вокруг и около, присаживалась и снова ходила.
Нехорошая мысль мелькнула у Алексея. Охотники говорят, что этот хитрый зверь чувствует человечью смерть и начинает преследовать обреченного. Неужели это предчувствие и привязало к нему трусливого хищника? Все будет хорошо…» — подбодрил он себя и пополз, пополз, стараясь поскорее уйти от этого места. В тот день ему опять повезло. В пахучем кусте можжевельника, с которого он обрывал губами сизые, матовые ягоды, увидел он какой-то странный комок палого листа. Он тронул рукой — комок был тяжелый и не рассыпался. Тогда он стал обрывать листья и накололся на торчавшие сквозь них иглы.
Он догадался: ежик. Большой старый еж, забираясь в чащу куста на зимовку, для тепла накатал на себя палых осенних листьев. Безумная радость овладела Алексеем. Весь свой скорбный путь мечтал он убить зверя или птицу. Сколько раз вынимал он пистолет и прицеливался то в сороку, то в сойку, то в зайца и всякий раз с трудом превозмогал желание выстрелить. В пистолете оставалось только три патрона: два для врага, один, в случае надобности, для себя. Он заставлял себя убирать пистолет. Он не имел права рисковать.
А тут кусок мяса сам попал к нему в руки. Ни минуты не задумываясь, над тем, что ежи считаются, по поверью, животными погаными, он быстро сорвал со зверька чешую листвы. Ударом кинжала Алексей убил ежа, развернул его, неумело содрал желтую шкурку на брюшке и иглистый панцирь, рассек на части и с наслаждением стал рвать зубами еще теплое, сизое, жилистое мясо, плотно приросшее к костям. Алексей разгрыз и проглотил все мелкие кости и только после этого ощутил во рту противный запах псины. Но что значит этот запах по сравнению с полным желудком, от которого по всему организму разливались сытость, теплота и дрема! Он еще раз осмотрел, обсосал каждую косточку и прилег на снег, наслаждаясь теплом и покоем. Он, может быть, даже заснул бы, если бы его не разбудил раздавшийся из кустов осторожный брех лисицы. Алексей насторожился, и вдруг сквозь глухой гул орудийной канонады, все время слышной с востока, различил он короткие трески пулеметных очередей.
Сразу стряхнув усталость, забыв про лису, про отдых, он снова пополз вперед, в глубь леса. Глава 11 За болотцем, которое он переполз, открылась поляна, пересеченная старой изгородью из посеревших от ветров жердей, лыком и ивовыми вязками прикрученных к вбитым в землю кольям. Между двумя рядами изгороди кое-где проглядывала из-под снега колея заброшенной, нехоженой дороги. Значит, где-то недалеко жилье! Сердце Алексея тревожно забилось. Вряд ли немцы заберутся в такую глушь. А если и так, там все же есть и свои, а они, конечно, спрячут, укроют раненого и помогут ему. Чувствуя близкий конец скитаний, Алексей пополз, не жалея сил, не отдыхая.
Он полз, задыхаясь, падая лицом в снег, теряя сознание от напряжения, полз, торопясь скорее добраться до гребня пригорка, с которого, наверно, должна быть видна спасительная деревня. Стремясь из последних сил к жилью, он не замечал, что, кроме этой изгороди да колеи, все отчетливее и отчетливее проступавшей из-под талого снега, ничто не говорит о близости человека. Вот наконец и вершина земляного горба. Алексей, еле переводя дыхание и судорожно глотая воздух, поднял глаза. Поднял и тотчас же опустил — таким страшным показалось ему то, что открылось перед ним. Несомненно, еще недавно это было небольшой лесной деревенькой. Очертания ее без труда угадывались по двум неровным рядам печных труб, торчавших над заметенными снегом буграми пожарищ. Кое-где сохранились палисадники, плетни, метелки рябин, стоявших когда-то у окошек.
Теперь они торчали из снега, обгорелые, убитые жаром. Это было пустое снежное поле, на котором, как пни сведенного леса, торчали трубы и посреди — совсем уже нелепый — возвышался колодезный журавль с деревянной, позеленевшей, обитой по краям железом бадьей, медленно раскачиваемой ветром на ржавой цепи. Да еще на въезде в деревню около огороженного зеленым забором садика возвышалась кокетливая арочка, на которой тихо покачивалась и поскрипывала ржавыми петлями калитка. И ни души, ни звука, ни дымка… Пустыня. Как будто и не жил здесь никогда человек. Заяц, которого Алексей спугнул в кустах, побежал от него, смешно подбрасывая зад, прямо в деревню, остановился, встал столбиком, подняв передние лапки и оттопырив ухо, постоял у калитки и, видя, что какое-то непонятное большое и странное существо продолжает ползти по его следу, поскакал дальше, вдоль обгорелых пустых палисадников. Алексей продолжал машинально двигаться вперед. Крупные слезы ползли по его небритым щекам и падали на снег.
Он остановился у калитки, где минуту назад стоял заяц. Над ней сохранился кусок доски и буквы на нем: «Детс…» Нетрудно было представить, что за этим вот зеленым заборчиком возвышалась хорошенькая постройка детского сада. Сохранились еще и маленькие скамейки, которые обстругал и выскоблил стеклышком заботливый деревенский столяр. Алексей оттолкнул калитку, подполз к скамеечке и хотел сесть. Но тело его уже привыкло к горизонтальному положению. Когда он сел, заломило позвоночник. И чтобы насладиться отдыхом, он лег на снегу, полусвернувшись, как это делает усталый зверь. В сердце его накипала тоска.
У скамейки снег оттаял. Земля чернела, и над ней, заметно для глаза колеблясь и переливаясь, поднималась теплая влага. Алексей взял в горсть теплую, оттаявшую землю. Она маслянисто прожималась между пальцами, пахла навозом и сыростью, пахла коровником и жильем. Вот жили люди… Отвоевали когда-то, в стародавние времена, у Черного леса этот клочок скудной серой земли. Раздирали ее сохой, царапали деревянной бороной, холили, удобряли. Жили трудно, в вечной борьбе с лесом, со зверем, с думами о том, как дотянуть до нового урожая. В советское время организовали колхоз, появилась мечта о лучшей жизни, появились машины, завелся достаток.
Деревенские плотники построили детский сад. И, наблюдая через вот этот зеленый заборчик, как возится здесь румяная детвора, мужики по вечерам, может, думали уже: а не собраться ли с силами, не срубить ли читальню и клуб, где можно было бы в тепле и покое, под вой метели посидеть зимний вечерок; не засветит ли здесь, в лесной глуши, электричество… И вот — ничего, пустыня, лес, вековая, ничем не нарушаемая тишина… Чем больше Алексей раздумывал, тем острее работала его усталая мысль. Он видел Камышин, маленький пыльный городок в сухой и плоской степи у Волги. Летом и осенью городок обдували острые степные ветры. Они несли с собой тучи пыли и песка. Он колол лица, руки, он задувал в дома, просачивался в закрытые окна, слепил глаза, хрустел на зубах. Эти тучи песка, приносимые из степи, называли «камышинский дождик», и многие поколения камышинцев жили мечтой остановить пески, вволю подышать чистым воздухом. Но только в социалистическом государстве сбылась их мечта: люди договорились и вместе начали борьбу с ветрами и песком.
По субботам весь город выходил на улицу с лопатами, топорами, ломами. На пустой площади появился парк, вдоль маленьких улиц выстроились аллеи тоненьких топольков. Их бережно поливали и подстригали, как будто это были не городские деревья, а цветы на собственном подоконнике. И Алексей помнил, как весь город, от мала до велика, ликовал по веснам, когда голые тонкие прутики давали молодые побеги и одевались в зелень… И вдруг он живо представил себе немцев на улицах родного Камышина. Они жгут костры из этих деревьев, с такой любовью выращенных камышинцами. Окутан дымом родной городок, и на месте, где был домик, в котором вырос Алексей, где жила его мать, торчит вот такая закоптелая и уродливая труба. В сердце его накипала тягучая и жуткая тоска. Не пускать, не пускать их дальше!
Драться, драться с ними, пока есть силы, как тот русский солдат, что лежит на лесной поляне на грудах вражеских тел. Солнце коснулось уже сизых зубцов леса. Алексей полз там, где когда-то была деревенская улица. Тяжелым трупным запахом несло от пожарищ. Деревня казалась более безлюдной, чем глухая, безлюдная чаща. Вдруг какой-то посторонний шум заставил его насторожиться. У крайнего пепелища он увидел собаку. Это была дворняга, длинношерстая, вислоухая, обычный этакий Бобик или Жучка.
Тихо урча, она трепала кусок вялого мяса, зажав его в лапах. При виде Алексея этот пес, которому полагалось быть добродушнейшим существом, предметом постоянной воркотни хозяек и любимцем мальчишек, вдруг зарычал и оскалил зубы. В глазах его загорелся такой свирепый огонь, что Алексей почувствовал, как шевельнулись у него волосы. Он сбросил с руки обувку и полез в карман за пистолетом. Несколько мгновений они — человек и этот пес, ставший уже зверем, — упорно вглядывались друг в друга. Потом у пса шевельнулись, должно быть, воспоминания, он опустил морду, виновато замахал хвостом, забрал свою добычу и, поджав зад, убрался за черный холмик пожарища. Нет, прочь, скорее прочь отсюда! Используя последние минуты светлого времени, Алексей, не разбирая дороги, прямо по целине, пополз в лес, почти инстинктивно стремясь туда, где теперь уже совсем ясно были различимы звуки канонады.
Она, как магнит, с нарастающей по мере приближения силой тянула его к себе. Глава 12 Так полз он еще день, два или три… Счет времени он потерял, все слилось в одну сплошную цепь автоматических усилий. Порой не то дрема, не то забытье овладевали им. Он засыпал на ходу, но сила, тянувшая его на восток, была так велика, что и в состоянии забытья он продолжал медленно ползти, пока не натыкался на дерево или куст или не оступалась рука и он падал лицом в талый снег. Вся его воля, все неясные его мысли, как в фокусе, были сосредоточены в одной маленькой точке: ползти, двигаться, двигаться вперед во что бы то ни стало. На пути своем он жадно оглядывал каждый куст, но больше ежей не попадалось. Питался подснежными ягодами, сосал мох. Однажды встретилась ему большая муравьиная куча.
Она возвышалась в лесу, как ровный, очесанный и омытый дождями стожок сена. Муравьи еще не проснулись, и обиталище их казалось мертвым. Но Алексей сунул руку в этот рыхлый стог, и, когда вынул ее, она была усеяна муравьиными тельцами, крепко впившимися ему в кожу. И он стал есть этих муравьев, с наслаждением ощущая в сухом, потрескавшемся рту пряный и терпкий вкус муравьиной кислоты. Он снова и снова совал руку в муравьиную кучку, пока весь муравейник не ожил, разбуженный неожиданным вторжением. Маленькие насекомые яростно защищались. Они искусали Алексею руку, губы, язык, они забрались под комбинезон и жалили тело, но эти ожоги были ему даже приятны. Острый вкус муравьиной кислоты подбодрил его.
Захотелось пить. Между кочками Алексей заметил небольшую лужицу бурой лесной воды и наклонился над ней. Наклонился — и тотчас же отпрянул: из темного водного зеркала на фоне голубого неба смотрело на него страшное, незнакомое лицо. Оно напоминало обтянутый темной кожей череп, обросший неопрятной, уже курчавившейся щетиной. Из темных впадин смотрели большие, круглые, дико блестевшие глаза, свалявшиеся волосы сосульками падали на лоб. Ночевать он забрался в большую бомбовую воронку, окруженную желтым бруствером выброшенного взрывом песка. На дне ее было тихо и уютно. Ветер не залетал сюда и только шуршал сдуваемыми вниз песчинками.
Звезды же снизу казались необычайно яркими, и мнилось — висят они невысоко над головой, а мохнатая ветка сосны, покачивавшаяся под ними, казалась рукой, которая тряпкой все время вытирала и чистила эти сверкающие огоньки. Под утро похолодало. Сырая изморозь повисла над лесом, ветер переменил направление и потянул с севера, превращая эту изморозь в лед. Когда тусклый запоздалый рассвет пробился наконец сквозь ветви деревьев, густой туман осел и понемногу растаял, все кругом оказалось покрытым скользкой ледяной коркой, а ветка сосны над воронкой казалась уже не рукой, держащей тряпку, а причудливой хрустальной люстрой с мелкими подвесками. Подвески эти тихо и холодно звенели, когда ветер встряхивал ее. За эту ночь Алексей как-то особенно ослаб. Он даже не стал жевать сосновую кору, запас которой нес за пазухой. С трудом оторвался он от земли, точно тело приклеилось к ней за ночь.
Не стряхивая с комбинезона, с бороды и усов намерзшего на них ледка, он стал карабкаться на стенку воронки. Но руки бессильно скользили по обледеневшему за ночь песку. Снова и снова пытался он вылезти, снова и снова соскальзывал на дно воронки. Раз от разу попытки его становились слабее. Наконец он с ужасом убедился, что без посторонней помощи ему не выбраться. Эта мысль еще раз заставила его карабкаться по скользкой стенке. Он сделал только несколько движений и соскользнул, обессиленный и немощный. Теперь все равно!
Вялым движением он достал из кармана гимнастерки истертые письма, но читать их не было силы. Вынул обернутую в целлофан фотографию девушки в пестром платье, сидевшей в траве цветущего луга. Серьезно и грустно улыбаясь, спросил он ее: — Неужели прощай! Он сразу очнулся от тягучей дремы. Ничего особенного не было в этом звуке. Он был так слаб, что даже чуткое ухо зверя не отличило бы его от ровного шороха обледенелых древесных вершин. Но Алексей слышал его все отчетливей. По особым, свистящим нотам он безошибочно угадал, что летит «ишачок», на каком летал и он.
Рокот мотора приближался, нарастал, переходя то в свист, то в стон, когда самолет поворачивался в воздухе, и вот наконец высоко в сером небе появился крохотный, медленно движущийся крестик, то таявший, то снова выплывавший из серой дымки облаков. Вот видны уже красные звезды на его крыльях, вот над самой головой Алексея, сверкнув на солнце плоскостями, он сделал мертвую петлю и, повернув, стал уходить назад. Скоро рокот его стих, утонув в шуме обледенелого, нежно гремевшего под ветром ветками леса, но Алексею долго еще казалось, что он слышит этот свистящий, тонкий звук. Он представил себя в кабине. За одно мгновенье, в которое человек не успел бы даже выкурить папиросу, он был бы на родном лесном аэродроме. Кто же летел? Может быть, Андрей Дегтяренко вышел на утреннюю разведку? Он любит во время разведки забираться ввысь в тайной надежде встретить противника… Дегтяренко… Машина… ребята… Ощутив в себе новый прилив энергии, Алексей оглядел обледеневшие стенки воронки.
Ну да! Так не вылезешь. Но не лежать же на боку и ждать смерти! Он вытащил из ножен кинжал и вялыми, слабыми ударами принялся рубить ледяную корку, выгребать ногтями смерзшийся песок, делать ступеньки. Он обломал ногти, окровавил пальцы, но орудовал ножом и ногтями все упрямее. Потом, опираясь коленями и руками на эти ступеньки-ямки, он стал медленно подниматься. Ему удалось добраться до бруствера. Еще усилие — лечь на него, перевалиться.
Но ноги соскользнули, и, больно ударившись лицом об лед, он покатился вниз. Он крепко ушибся. Но рокот мотора еще стоял у него в ушах. Он снова стал карабкаться и снова соскользнул. Тогда, критически осмотрев свою работу, он принялся углублять ступеньки, сделал края верхних более острыми и опять полез, осторожно напрягая силы все слабеющего тела. С большим трудом он перевалился через песчаный бруствер, бессильно скатился с него. И пополз туда, куда ушел самолет и откуда, разгоняя туман-снегоед и сверкая в хрустале гололедицы, поднималось над лесом солнце. Глава 13 Но ползти было совсем трудно.
Руки дрожали и, не выдерживая тяжести тела, подламывались. Несколько раз он ткнулся лицом в талый снег. Казалось, земля во много раз увеличивала свою силу притяжения. Невозможно было преодолевать ее. Неудержимо хотелось лечь и отдохнуть хоть немного, хоть полчасика. Но сегодня Алексея неистово тянуло вперед. И, превозмогая вяжущую усталость, он все полз и полз, падал, поднимался и снова полз, не ощущая ни боли, ни голода, ничего не видя и не слыша, кроме звуков канонады и перестрелки. Когда руки перестали держать, он попробовал ползти на локтях.
Это было очень неудобно. Тогда он лег и, отталкиваясь от снега локтями, попробовал катиться. Это удалось. Перекатываться с боку на бок было легче, не требовалось больших усилий. Только очень кружилась голова, поминутно уплывало сознание, и часто приходилось останавливаться и садиться на снег, выжидая, пока прекратится круговое движение земли, леса, неба. Лес стал редким, местами просвечивал плешинами вырубок. На снегу виднелись полосы зимних дорог. Алексей уже не думал о том, удастся ли ему добраться до своих, но он знал, что будет ползти, катиться, пока тело его в состоянии двигаться.
Когда от этой страшной работы всех его ослабевших мышц он на мгновение терял сознание, руки и все его тело продолжали делать те же сложные движения, и он катился по снегу — на звук канонады, на восток. Алексей не помнил, как провел он эту ночь и много ли еще прополз утром. Все тонуло во мраке мучительного полузабытья. Смутно вспоминались только преграды, стоявшие на пути его движения: золотой ствол срубленной сосны, истекающий янтарной смолой, штабель бревен, опилки и стружки, валявшиеся повсюду, какой-то пень с отчетливыми кольцами годичных слоев на срезе… Посторонний звук вывел его из полузабытья, вернул ему сознание, заставил сесть и оглядеться. Он увидел себя посреди большой лесной вырубки, залитой солнечными лучами, заваленной срубленными и неразработанными деревьями, бревнами, уставленной штабелями дров. Полуденное солнце стояло над головой, густо пахло смолой, разогретой хвоей, снежной сыростью, и где-то высоко над не оттаявшей еще землей звенел, заливался, захлебываясь в собственной своей немудреной песенке, жаворонок. Полный ощущения неопределенной опасности, Алексей оглядел лесосеку. Вырубка была свежая, незапущенная, хвоя на неразделанных деревьях не успела еще повять и пожелтеть, медовая смола капала со срезов, пахло свежими щепками и сырой корой, валявшимися повсюду.
Значит, лесосека жила. Может быть, немцы заготовляют здесь лес для блиндажей и укреплений. Тогда нужно поскорее убираться. Лесорубы могут вот-вот прийти. Но тело точно окаменело, скованное чугунной болью, и нет сил двигаться. Продолжать ползти? Но инстинкт, выработавшийся в нем за дни лесной жизни, настораживал его. Он не видел, нет, он по-звериному чувствовал, что кто-то внимательно и неотрывно следит за ним.
Лес тих, звенит над вырубкой жаворонок, глухо долбят дятлы, сердито перепискиваются синички, стремительно перепархивая в поникших ветвях рубленых сосен. И все же всем существом своим Алексей чувствовал, что за ним следят. Треснула ветка. Он оглянулся и увидел в сизых клубах молодого частого соснячка, согласно кивавшего ветру курчавыми вершинами, несколько ветвей, которые жили какой-то особой жизнью и вздрагивали не в такт общему движению. И почудилось Алексею, что оттуда доносился тихий, взволнованный шепот — человеческий шепот. Снова, как тогда, при встрече с собакой, почувствовал Алексей, как шевельнулись волосы. Он выхватил из-за пазухи заржавевший, запылившийся пистолет и принужден был взводить курок усилиями обеих рук. Когда курок щелкнул, в сосенках точно кто-то отпрянул.
Несколько деревцев передернули вершинами, как будто за них задели, и вновь все стихло. Ну да, именно по-русски. И оттого, что говорили по-русски, он почувствовал вдруг такую сумасшедшую радость, что, совершенно не задумываясь над тем, кто там — друг или враг, издал торжествующий вопль, вскочил на ноги, всем телом рванулся вперед на голос и тут же со стоном упал как подрубленный, уронив в снег пистолет… Глава 14 Свалившись после неудачной попытки встать, Алексей на мгновение потерял сознание, но то же ощущение близкой опасности привело его в себя. Несомненно, в сосняке скрывались люди, они наблюдали за ним и о чем-то перешептывались. Он приподнялся на руках, поднял со снега пистолет и, незаметно держа его у земли, стал наблюдать. Опасность вернула его из полузабытья.
Если в слове есть приставка НЕ, но оно несовершенного вида, НН писать нельзя. Это отглагольные прилагательные!
Исключениями эти слова являются потому, что они несовершенного вида, а пишутся с двумя Н. Сравните: раненный в бою две Н, потому что появилось зависимое слово или израненный, вид совершенный. НО: как только у этих слов- прилагательных появляется зависимое слово, они тут же переходят в разряд причастий и пишутся с двумя Н.