Новости бедные люди кто написал

Федор Михайлович Достоевский Бедные люди читать онлайн бесплатно без регистрации целиком и полностью весь текст книги на русском языке, а так же прочесть краткое содержание, аннотацию и отзывы о произведении на Новости. О нас. Смысл романа Федора Достоевского "Бедные люди",эпистолярный и социальный роман, жизнь и горести маленьких людей, страдания чувствительных и беззащитных. Бедный чиновник Макар Девушкин пишет письма бедной девушке Вареньке Добросёловой. В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Бедные люди.

Достоевский Федор - Бедные люди

«Бедные люди» — первый роман Фёдора Михайловича Достоевского, начатый им в 1844 году и после многочисленных переделок законченный в мае 1845 года. В книгу «Бедные люди» вошли два ранних произведения русского классика мировой литературы Федора Достоевского — одноименный роман, а также повесть «Двойник». тема "маленького человека", ощущающего свое бессилие перед тяготами жизни. ТВ-ролик №1 (сезон 1) сериала Бедные люди.

Достоевский Федор - Бедные люди

Уже в первом письме к Вареньке Макар Алексеевич пытается овладеть литературным слогом, используя пока штампы сентиментально-романтической литературы: «Сравнил я вас с птичкой небесной, на утеху людям и для украшения природы созданной. Тут же подумал я, Варенька, что и мы, люди, живущие в заботе и треволнении, должны тоже завидовать беззаботному и невинному счастию небесных птиц, — ну, и остальное всё такое же, сему же подобное; то есть я всё такие сравнения отдаленные делал. У меня там книжка есть одна, Варенька, так в ней то же самое, все такое же весьма подробно описано». В следующем письме он экспериментирует с другим стилем: пытается дать в духе модных «физиологий» описание своего жилища — уголка, отгороженного в общей кухне.

Здесь, правда, он нарушает объективность натуралистической картины, то и дело прибегая к словечкам с «оглядкой» и «лазейкой», пытаясь опередить чужое, нелестное для него мнение. Девушкин увлечен литературой. Глубокая вещь!

Сердце людей укрепляющая, поучающая, и — разное там еще обо всем об этом в книжке у них написано. Очень хорошо написано! Литература — это картина, то есть в некотором роде картина и зеркало; страсти выраженье, критика такая тонкая, поучение к назидательности и документ».

Любовь Девушкина к Вареньке — чувство высокое и мучительное. Но ему эти отношения необходимы, мечтательная любовь преображает его: «Узнав вас, я стал, во-первых, и самого себя лучше знать и вас стал любить; а до вас, ангельчик мой, я был одинок и как будто спал, а не жил на свете. Они, злодеи-то мои, говорили, что даже и фигура моя неприличная, и гнушались мною, ну, и я стал гнушаться собою; говорили, что я туп, я и в самом деле думал, что я туп, а как вы мне явились, то вы всю мою жизнь осветили темную, так что и сердце и душа моя осветились, и я обрел душевный покой и узнал, что и я не хуже других; что только так, не блещу ничем, лоску нет, тону нет, но все-таки я человек, что сердцем и мыслями я человек».

Для Девушкина фиксировать сам процесс своих любовных страданий становится первейшей необходимостью. Возлюбленная, живущая в том же дворе, приглашает его заходить к ней в гости без стеснения, но он предпочитает отношения посредством писем, потому что это дает полную возможность мечтательному «выражению страсти». Как истинный мечтатель, он живет воображением, для него собственная фантазия дороже действительности.

Сочинительство в его жизни играет ту же роль, что и любовь, — это средство, «укрепляющее сердце». Но и духовный надлом, пережитый Девушкиным, тоже совершается от встречи с литературой — большой литературой, сочинениями Пушкина и Гоголя, посланными ему Варенькой. Макар Алексеевич, читающий подряд «Станционного смотрителя» и «Шинель», восторженно воспринимает пушкинскую повесть, видя в судьбе Самсона Вырина отражение общечеловеческой участи, а на «Шинель» реагирует как на личный враждебный выпад против него, Девушкина отождествляя себя с Акакием Акакиевичем , как на насмешку и издевательство над бедным человеком.

В повести Гоголя он, по словам С. Бочарова, увидел себя раздетым догола как библейский Адам увидел свою наготу и стыд — во всей неприглядной «истине» — и отверг такое изображение человека как «пасквиль». Разумеется, замечает С.

Бочаров, оценка примитивного и «гениального читателя» как назвал Достоевского А. Бем разнится. Достоевский реакцией Девушкина на «Шинель» обнажает недостаточность гоголевского гуманизма, выражающегося в самом способе изображения человека.

У Гоголя человек сведен к типу — функции социальной среды, превращен в вещь, а мечта Акакия Акакиевича — «шинель замещает другое живое существо». Персонажи «Бедных людей» не типы, а реальные, живые люди. Гоголь признается, что в произведениях своих «ставил» человека «противувольно».

В «Бедных людях» человек чувствует, мыслит, говорит по своей воле и своим словом. В письме к брату Михаилу Достоевский сетовал: «В публике нашей есть инстинкт, как во всякой толпе, но нет образованности. Не понимают, как можно писать таким слогом.

Во всем они привыкли видеть рожу сочинителя; я же моей не показывал. А им и невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе и говорить не может». Встреча Макара Девушкина с гоголевской «Шинелью» — кульминационный пункт его любовно-литературного романа и важнейший момент в раскрытии авторского замысла.

Литературный «пасквиль» так подействовал на бедняка, что у него случился духовный срыв: он запил, опустился до скандалов, даже до отрицания всей литературы, вплоть до Шекспира. В конечном счете пережитый кризис обострил его глаз и расширил горизонты мысли. Прежде он довольствовался сознанием пользы своей как переписчика бумаг — «канцелярской крысы» «...

Теперь, блуждая по Гороховой, он болезненно реагирует на социальные контрасты столицы и приходит к значительному философскому выводу о пагубности для человека разобщенности, безответственности людей, о том, что каждый, богач и бедняк, занят лишь собой, заботится лишь о «своих сапогах» в переносном, обобщающем смысле: «... Девушкин формулирует другой принцип сообщества людей: «... Эти слова, кстати, объясняют, почему Достоевский взял эпиграфом к роману слова из рассказа В.

Одоевского «Живой мертвец»: автор «Бедных людей» отсылал читателя к сочинению, в котором ставилась проблема «круговой поруки» людей — вопрос о нерасторжимой связи всей жизни и отдельных поступков человека с судьбами других людей. Роман Девушкина с Варенькой, говоря языком героев, «не имеет будущности»: его целиком удовлетворяет переписка с ней «точно домком и семейством меня благословил Господь! Варенька и раскрывается в романе иначе, чем Макар Алексеевич: не столько в письмах, сколько в дневниковых «записках» — воспоминания о прошлом, о горьком детстве и нескольких счастливых днях в юности.

Разница установок определяет сложный характер их взаимоотношений: возвышенная, бескорыстная любовь их, любовь «не для себя», временами осложняется эгоистической «глухотой»: он не воспринимает ее просьб о помощи, когда она собирается переехать на другую квартиру, тем более когда появляется Быков; она, готовясь к свадьбе, не хочет слышать его жалоб и стенаний, нагружая его всевозможными поручениями по поводу ее нарядов, «фальбалы» и проч. Девушкин хотел бы «переписать» окончание повести «Шинель», сделать все благополучным, лишить трагизма. Но история самого бедного Макара завершается весьма печально: брошенный Варенькой, уезжающей с мужем, Быковым, в его поместье, в глухую, «голую» степь, он сознает свое одиночество как трагедию: потеряно все, что утешало его, скрашивало его жизнь: «Да!

Кого же я маточкой называть буду; именем-то любезным таким кого называть буду? Разом оборвалось счастье любви и счастье сочинительства — и, по-видимому, навсегда. Белинский писал о «Бедных людях»: «Вообще трагический элемент проникает собою весь роман».

В романе кроме Девушкина и Вареньки представлен еще целый ряд бедных мечтателей: первый возлюбленный Вареньки студент Покровский примечательно, что роман с ним развивается «под знаком Пушкина» , его жалкий отец, горемыка Горшков с женой. Все это мечтатели альтруистического типа. Судьбы их — и судьба Покровского, и судьба Горшкова только что оправданного по суду — завершаются внезапной смертью, рушащей надежды любящих их.

Бедные люди романа воспринимают все несчастья, выпавшие на их долю, как гонения судьбы. Даже когда Девушкина возмущают контрасты роскоши и нищеты, его «вольнодумство» не идет дальше обиды на «ворону-судьбу». Они не ропщут против Бога.

Более того, во всем добром, что им досталось, видится им «промысел Божий». Критика 1840-х гг. Принципиально важны оценки В.

Белинского и В. Майкова, уловивших важнейшие и перспективные черты творческого метода Достоевского. Была бы большая ошибка думать так.

Мысль автора гораздо глубже и гуманнее; он, в лице Макара Алексеевича, показал нам, как много прекрасного, благородного и святого лежит в самой ограниченной человеческой натуре». Критик отметил оригинальное сочетание трагического и комического в произведении Достоевского. Майков поставил вопрос о принципиальном различии художественного видения Достоевского и Гоголя: «...

Гоголь — поэт по преимуществу социальный, а г. Достоевский — по преимуществу психологический. Для одного индивидуум важен как представитель известного общества или известного круга; для другого самое общество интересно по влиянию его на личность индивидуума».

Место «Бедных людей» в творческом наследии Достоевского весьма точно определил современный исследователь В. Захаров: «Макар Девушкин был первым откровением великой идеи Достоевского — идеи "восстановления" человека, духовного воскрешения забитых и бедных людей, униженных и оскорбленных». Щенников Г.

В июле 1843 г.

Достоевского, который он начал создавать в 23 года. Это переписка людей, не имеющих ни гроша за душой, зато сами эти души - интересны и глубоки. Поэтому каждая строчка писем выстрадана, прочувствована, продумана.

Между тем вопрос о невинных страданиях и дальше не оставит Достоевского. Его великие философские романы всегда сохраняют социальную щемящую ноту. Это тема многострадального Иова, у которого Бог все отнял и который взывает: «А за что?

Почему такая несправедливость на Божьем свете? Почему Бог позволяет несправедливость? Конечно, нужно сказать, что ранний Достоевский — социалист особого рода. Это то, что в Европе называлось христианским социализмом, который предполагает переустройство общества мирным, реформаторским путем, через пересоздание человека прежде всего, а потом уже, как следствие, пересоздание социальной среды. Достоевский не был, даже в раннюю свою пору, — сторонником политического социализма. Политический социализм ведет к переустройству общества через насилие, через революцию. В первом же романе Достоевского звучит идея социальной справедливости как идея перевоспитания человечества.

Забегая вперед, в последнем своем произведении январский «Дневник писателя» 1881 года Достоевский называет систему своих убеждений русским социализмом, ни больше ни меньше. Хотя, конечно, в слово «социализм» он вкладывает христианские смыслы, но не отходя далеко от идеи социальной справедливости, которая звучала у него в первом романе. Особенности жанра Теперь давайте посмотрим, что это за произведение по жанру, по форме — роман в письмах. Пишут друг другу два бедных человека. Жанр давний, давно известный в европейской литературе. В начале XIX века был популярен в Европе и потом к нам в Россию пришел, как раз накануне «Бедных людей», сентиментальный роман французского писателя Леонара «Тереза и Фальдони, или Письма двух любовников, живущих в Лионе». Интересно, что эти два имени, Тереза и Фальдони, отзовутся в романе Достоевского.

Так будут называть слуг квартирной хозяйки Макара Алексеевича Девушкина. Роман Леонара рассказывает о двух возлюбленных, которых обстоятельства разлучили, не позволили быть вместе, и они оба покончили самоубийством. Это история двойного самоубийства. Интересно, что Карамзин, когда прочитал этот роман, в «Письмах русского путешественника» заметил, что такое самоубийство — это помешательство. Он говорит: «Взаимная любовь — это уже счастье». Роман был переведен на русский язык, и даже появился своеобразный ремейк, написанный одним второстепенным писателем, Воскресенским, назывался «Замоскворецкие Тереза и Фальдони». Но в 1840-е годы жанр романа в письмах воспринимался как архаический.

Натуральная школа, которая тогда восторжествовала, была очень далека от этого жанра, и Достоевский, как говорят, в старые мехи влил новое вино. Возникает вопрос: а почему герои Достоевского пишут письма? Они живут через двор, то есть могут ходить друг к другу в гости и общаться, как бы сейчас сказали.

Перейти к характеристикам Книга «Бедные люди. Рассказы» есть в наличии в интернет-магазине «Читай-город» по привлекательной цене. Рассказы» и выбрать удобный способ его получения: самовывоз, доставка курьером или отправка почтой.

Бедные люди. Федор Достоевский 2020 слушать онлайн

►▒"Бедные люди" Ф.М. Достоевский Роман «Бедные люди» Достоевского был написан в 1845 году и стал первым серьезным успехом начинающего писателя.
Бедные люди Федор Михайлович Достоевский - скачать книгу EPUB, FB2 или читать онлайн Критика 1840-х гг. широко откликнулась на «Бедных людей», о романе писали рецензенты многих авторитетных органов печати.
Анализ «Бедные люди» Достоевский О «Бедных людях» давно уже пишут так, что редкий читателя захочет перечитать первый роман Достоевского.
Фёдор Достоевский - Бедные люди Федор Достоевский: Бедные люди (Радиопостановка). 4 февраля 2018 г. Песен: 14, 4 ч. 31 мин. ℗ 2018 Театр у микрофона.

Бедные люди : : Роман Федора Достоевского

На нашем сайте вы можете книгу Бедные люди Федор Достоевский читать бесплатно полную версию (целиком)! читать книгу онлайн бесплатно. Главная 10 класс Федор Достоевский Бедные люди. Читать роман «Бедные люди» краткий сюжет и подробное содержание по главам. первый роман Федора Достоевского, написанный в течение девяти месяцев между 1844 и 1845 годами. Бедные люди, Федор Достоевский.

Краткое содержание: «Бедные люди», Ф. М. Достоевский

У них с Федорой много работы: финансовое положение скоро поправится. Девушкин хочет занять денег вопреки советам Варвары Алексеевны. Его коллега Емельян Иванович, подсказал, что у Петра Петровича можно взять займ под небольшой процент. Но Петр Петрович будто бы не замечает Девушкина. Бедному чиновнику нечего заложить, и Петр Петрович отказывает в помощи. Емельян Иванович пообещал, что, порекомендует Девушкина одному человеку на Выборгской, который тоже дает под проценты. У Варвары Алексеевны беда. Ей нельзя больше оставаться на этой квартире. К ней приходил один пожилой человек — дядя того офицера.

Он недоволен поведением своего племянника и готов взять Варвару Алексеевну под свою защиту. Варвара твердо решила переехать. У нее есть просьба к Макару Девушкину. Девушка хочет, чтобы он взял займ несмотря на большие проценты. Девушкин обещает сделать все, чтобы найти деньги. Он непременно займет сорок рублей ассигнациями. Чиновнику и самому стыдно ходить на службу: ни новых сапог, ни шейного платка, пуговицы все обсыпались. Варвара посылает Девушкину немного денег, чтобы хоть как-то дожить до следующего дня.

Ничего, что не получилось взять в долг. Эти злые люди везде ее найдут, если захотят. Переезд — это не выход. Девушка призывает своего друга не отчаиваться! Чиновник тяготится своим положением. Он уверен, что шинель и сапоги нужны только для репутации. Его беспокоит то, что подумают люди, когда увидят его в морозный день без шинели. Бедный чиновник отправился на Выборгскую, чтобы занять денег у Маркова.

На улице слякоть, все в грязи, а у самого Воскресенского моста случилась беда: на сапоге оторвалась подошва. В доме Маркова с самого начала все пошло не так. Недовольный будочник нагрубил, собачонка облаяла, а у порога Девушкин споткнулся о какую-то бабу: она разливала молоко, да все пролила мимо. Марков не дал взаймы. Девушкин сокрушается о потере своей репутации. Кто-то из соседей нашел письмо-черновик, которое Макар Алексеевич писал к Варваре. Вечером его прочли у Ратазяева на литературном собрании. Все дразнили бедного чиновника Ловеласом.

Макар Девушкин обвинил Ратазяева в предательстве. Девушка обожглась утюгом, теперь она не может шить. Федора болеет третий день. Все несчастья обрушились на бедных людей! Девушка снова упрекает своего друга в пьянстве. Ее репутация тоже страдает. Все твердят, что она сошлась с падшим человеком. Варвара посылает Девушкину двугривенный и просит прийти в гости.

Мужчине стыдно за свой поступок. Он выпил, чтобы хоть ненадолго забыть про свои оторванные подошвы. Девушкин виноват перед Варварой. Он упал духом. Бедный чиновник отвергнул все свои хорошие качества и опустился до пьянства. Он снова пил и плакал вместе с Емелей, который уже заложил все свое имущество. Варвара пишет о своем детстве в деревне. Осенью там было особенно хорошо.

Девушка вспоминает большое чистое озеро, лес, вечерние посиделки в избах. А в настоящем Варвары Алексеевны нет никакой радости. Она жалуется на слабость, предчувствует близкую смерть. Девушкин пишет о своей прогулке. На Фонтанке унылый народ. Везде грязь и слякоть. А на Гороховой все иначе: здесь проезжают дорогие экипажи, в них сидят княжны и графини. А Варвара Алексеевна ничем не хуже, только у нее сильного защитника нет.

Один мальчик, весь синий от холода подбежал к Макару Алексеевичу и протянул ему записку с просьбой о помощи. Что делать? Дать нечего. Дома к Девушкину обратился Горшков. Сосед просил хоть немного денег, у них совсем нечего есть. Макар Девушкин отдал последние двадцать копеек. Вчера на службе Девушкина попросили переписать одну бумагу. Дело было срочное.

Он переписал чисто и хорошо, но пропустил одну строчку. Макара Алексеевича вызвали к его превосходительству, корили за неосмотрительность и невнимательность. В самый неподходящий момент Девушкин задел рукой свою пуговицу, она оторвалась и покатилась прямо к ногам его превосходительства. Бедный чиновник чуть не умер со стыда. Кончилось тем, что его превосходительство пожалел Девушкина и дал ему сторублевую. Девушкин отдает сорок пять рублей ассигнациями Варваре Доброселовой. Варваре было бы достаточно и двадцати рублей. Она просит своего благодетеля не тратить деньги впустую.

Макар Девушкин просит своего ангельчика не уезжать, особенно теперь, когда все стало благополучно. Федора встретила на улице господина Быкова. Женщина упрекнула его в безнравственности. Быков в Петербурге, и Варвара боится, что он опять войдет в ее жизнь. Сегодня окончательно оправдали Горшкова в суде и присудили выплатить ему приличную сумму денег. Горшков не мог прийти в себя от счастья. С его бледного лица не сходила улыбка. После обеда Горшков внезапно скончался на своей кровати.

У Девушкина скоро появится посторонний заработок. Ратазяев свел его с одним писателем.

Комната представляет собой отгороженную часть общей кухни, но для бедного титулярного советника главное, что она дешёвая и располагается напротив квартиры Вареньки. В течение оставшейся весны сожалеет о прошлой квартире и описывает новых соседей по квартире, отмечая мичмана, связанного с литературой Ратазяева и крайне бедного чиновника Горшкова с семьёй. Девушкин убеждает Вареньку, что у него всё в порядке с деньгами, посылает ей сладости и цветы в горшках. Варенька упрекает его за растрату денег на подарки, подрабатывает шитьём, интересуется жизнью Девушкина. Часто болеет. В начале июня Варенька вместе с письмом посылает свой дневник с записями о прошлом. В нём рассказывается о детстве девушки, прошедшем в провинции, вынужденном переезде её семьи в Петербург, учёбе в пансионе, смерти отца, жизни у Анны Фёдоровны.

Я вот далеко ходил, проходил мимо и отдохнуть зашел». И потом безмолвно, покорно брал свою шинельку, шляпенку, опять потихоньку отворял дверь и уходил, улыбаясь через силу, чтобы удержать в душе накипевшее горе и не выказать его сыну. Но когда сын примет, бывало, отца хорошо, то старик себя не слышит от радости. Удовольствие проглядывало в его о лице, в его жестах, в его движениях. Если сын с ним заговаривал, то старик всегда приподымался немного со стула и отвечал тихо, подобострастно, почти с благоговением и всегда стараясь употреблять отборнейшие, то есть самые сметные выражения. Но дар слова ему не давался: всегда смешается и сробеет, так что не знает, куда руки девать, куда себя девать, и после еще долго про себя ответ шепчет, как бы желая поправиться. Если же удавалось отвечать хорошо, то старик охорашивался, оправлял на себе жилетку, галстух, фрак и принимал вид собственного достоинства. А бывало, до того ободрялся, до того простирал свою смелость, что тихонько вставал со стула, подходил к полке с книгами, брал какую-нибудь книжку и даже тут же прочитывал что-нибудь, какая бы ни была книга. Всё это он делал с видом притворного равнодушия и хладнокровия, как будто бы он и всегда мог так хозяйничать с сыновними книгами, как будто ему и не в диковину ласка сына. Но мне раз случилось видеть, как бедняк испугался, когда Покровский попросил его не трогать книг. Он смешался, заторопился, поставил книгу вверх ногами, потом хотел поправиться, перевернул и поставил обрезом наружу, улыбался, краснел и не знал, чем загладить свое преступление. Покровский своими советами отучал понемногу старика от дурных наклонностей, и как только видел его раза три сряду в трезвом виде, то при первом посещении давал ему на прощанье по четвертачку, по полтинничку или больше. Иногда покупал ему сапоги, галстух или жилетку. Зато старик в своей обнове был горд, как петух. Иногда он заходил к нам. Приносил мне и Саше пряничных петушков, яблоков и всё, бывало, толкует с нами о Петеньке. Просил нас учиться внимательно, слушаться, говорил, что Петенька добрый сын, примерный сын и вдобавок ученый сын. Тут он так, бывало, смешно нам подмигивал левым глазком, так забавно кривлялся, что мы не могли удержаться от смеха и хохотали над ним от души, Маменька его очень любила. Но старик ненавидел Анну Федоровну, хотя был пред нею тише воды, ниже травы. Скоро я перестала учиться у Покровского. Меня он по-прежнему считал ребенком, резвой девочкой, на одном ряду с Сашей. Мне было это очень больно, потому что я всеми силами старалась загладить мое прежнее поведение. Но меня не замечали. Это раздражало меня более и более. Я никогда почти не говорила с Покровским вне классов, да и не могла говорить. Я краснела, мешалась и потом где-нибудь в уголку плакала от досады. Я не знаю, чем бы это всё кончилось, если б сближению нашему не помогло одно странное обстоятельство. Однажды вечером, когда матушка сидела у Анны Федоровны, я тихонько вошла в комнату Покровского. Я знала, что его не было дома, и, право, не знаю, отчего мне вздумалось войти к нему. До сих пор я никогда и не заглядывала к нему, хотя мы прожили рядом уже с лишком год. В этот раз сердце у меня билось так сильно, так сильно, что, казалось, из груди хотело выпрыгнуть. Я осмотрелась кругом с каким-то особенным любопытством. Комната Покровского была весьма бедно убрана; порядка было мало. На стенах прибито было пять длинных полок с книгами. На столе и на стульях лежали бумаги. Книги да бумаги! Меня посетила странная мысль, и вместе с тем какое-то неприятное чувство досады овладело мною. Мне казалось, что моей дружбы, моего любящего сердца было мало ему. Он был учен, а я пыла глупа и ничего не знала, ничего не читала, ни одной книги... Тут я завистливо поглядела на длинные полки, которые ломились под книгами. Мною овладела досада, тоска, какое-то бешенство. Мне захотелось, и я тут же решилась прочесть его книги, все до одной, и как можно скорее. Не знаю, может быть, я думала, что, научившись всему, что он знал, буду достойнее его дружбы. Я бросилась к первой полке; не думая, не останавливаясь, схватила в руки первый попавшийся запыленный, старый том и, краснея, бледнея, дрожа от волнения и страха, утащила к себе краденую книгу, решившись прочесть ее ночью, у ночника, когда заснет матушка. Но как же мне стало досадно, когда я, придя в нашу комнату, торопливо развернула книгу и увидала какое-то старое, полусгнившее, всё изъеденное червями латинское сочинение. Я воротилась, не теряя времени. Только что я хотела поставить книгу на полку, послышался шум в коридоре и чьи-то близкие шаги. Я заспешила, заторопилась, но несносная книга была так плотно поставлена в ряд, что, когда я вынула одну, все остальные раздались сами собою и силотнились так, что теперь для прежнего их товарища не оставалось более места. Втиснуть книгу у меня недоставало сил. Однако ж я толкнула книги как только могла сильнее. Полка полетела одним концом вниз. Книги с шумом посыпались на пол. Дверь отворилась, и Покровский вошел в комнату. Нужно заметить, что он терпеть не мог, когда кто-нибудь хозяйничал в его владениях. Беда тому, кто дотрогивался до книг его! Судите же о моем ужасе, когда книги, маленькие, большие, всевозможных форматов, всевозможной величины и толщины, ринулись с полки, полетели, запрыгали под столом, под стульями, по всей комнате. Я было хотела бежать, но было поздно. Я пропала, погибла! Я балую, резвлюсь, как десятилетний ребенок; я глупая девчонка! Я большая дура!! Уйметесь ли вы когда-нибудь? Я было нагнулась помогать ему. Но, впрочем, немного смягченный моим покорным движением, он продолжал уже тише, в недавнем наставническом тоне, пользуясь недавним правом учителя: «Ну, когда вы остепенитесь, когда вы одумаетесь? Ведь вы на себя посмотрите, ведь уж вы не ребенок, не маленькая девочка, ведь вам уже пятнадцать лет! Я не понимала; я стояла перед ним и смотрела на него во все глаза в изумлении. Он привстал, подошел с смущенным видом ко мне, смешался ужасно, что-то заговорил, кажется, в чем-то извинялся, может быть, в том, что только теперь заметил, что я такая большая девушка. Наконец я поняла. Я не помню, что со мной тогда сталось; я смешалась, потерялась, покраснела еще больше Покровского, закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Я не знала, что мне оставалось делать, куда было деваться от стыда. Одно то, что он застал меня в своей комнате! Целых три дня я на него взглянуть не могла. Я краснела до слез. Мысли самые странные, мысли смешные вертелись в голове моей. Одна из них, самая сумасбродная, была та, что я хотела идти к нему, объясниться с ним, признаться ему во всем, откровенно рассказать ему всё и уверить его, что я поступила не как глупая девочка, но с добрым намерением. Я было и совсем решилась идти, но, слава богу, смелости недостало. Воображаю, что бы я наделала! Мне и теперь обо всем этом вспоминать совестно. Несколько дней спустя матушка вдруг сделалась опасно больна. Она уже два дня не вставала с постели и на третью ночь была в жару и в бреду. Я уже не спала одну ночь, ухаживая за матушкой, сидела у ее кровати, подносила ей питье и давала в определенные часы лекарства. На вторую ночь я измучилась совершенно. По временам меня клонил сон, в глазах зеленело, голова шла кругом, и я каждую минуту готова была упасть от утомления, но слабые стоны матери пробуждали меня, я вздрагивала, просыпалась на мгновение, а потом дремота опять одолевала меня. Я мучилась. Я проснулась в ужасе. В комнате было темно, ночник погасал, полосы света то вдруг обливали всю комнату, то чуть-чуть мелькали по стене, то исчезали совсем. Мне стало отчего-то страшно, какой-то ужас напал на меня; воображение мое взволновано было ужасным сном; тоска сдавила мое сердце... Я вскочила со стула и невольно вскрикнула от какого-то мучительного, страшно тягостного чувства. В это время отворилась дверь, и Покровский вошел к нам в комнату. Я помню только то, что я очнулась на его руках. Он бережно посадил меня в кресла, подал мне стакан воды и засыпал вопросами. Не помню, что я ему отвечала. Я вас разбужу через два часа, успокойтесь немного... Ложитесь же, ложитесь! Усталость отняла у меня последние силы; глаза мои закрывались от слабости. Я прилегла в кресла, решившись заснуть только на полчаса, и проспала до утра. Покровский разбудил меня только тогда, когда пришло время давать матушке лекарство. На другой день, когда я, отдохнув немного днем, приготовилась опять сидеть в креслах у постели матушки, твердо решившись в этот раз не засыпать, Покровский часов в одиннадцать постучался в нашу комнату. Я отворила. Я взяла; я не помню, какая эта была книга; вряд ли я тогда в нее заглянула, хоть всю ночь не спала. Странное внутреннее волнение не давало мне спать; я не могла оставаться на одном месте; несколько раз вставала с кресел и начинала ходить по комнате. Какое-то внутреннее довольство разливалось по всему существу моему. Я так была рада вниманию Покровского. Я гордилась беспокойством и заботами его обо мне. Я продумала и промечтала всю ночь. Покровский не заходил более; и я знала, что он не придет, и загадывала о будущем вечере. В следующий вечер, когда в доме уж все улеглись, Покровский отворил свою дверь и начал со мной разговаривать, стоя у порога своей комнаты. Я не помню теперь ни одного слова из того, что мы сказали тогда друг другу; помню только, что я робела, мешалась, досадовала на себя и с нетерпением ожидала окончания разговора, хотя сама всеми силами желала его, целый день мечтала о нем и сочиняла мои вопросы и ответы... С этого вечера началась первая завязка нашей дружбы. Во всё продолжение болезни матушки мы каждую ночь по нескольку часов проводили вместе. Я мало-помалу победила свою застенчивость, хотя, после каждого разговора нашего, всё еще было за что на себя подосадовать. Впрочем, я с тайною радостию и с гордым удовольствием видела, что он из-за меня забывал свои несносные книги. Случайно, в шутку, разговор зашел раз о падении их с полки. Минута была странная, я как-то слишком была откровенна и чистосердечна; горячность, странная восторженность увлекли меня, и я призналась ему во всем... Он посмотрел на меня как-то странно, с замешательством, с изумлением и не сказал мне ни слова. Мне стало вдруг ужасно больно, грустно. Мне показалось, что он меня не понимает, что он, может быть, надо мною смеется. Я заплакала вдруг, как дитя, зарыдала, сама себя удержать не могла; точно я была в каком-то припадке. Он схватил мои руки, целовал их, прижимал к груди своей, уговаривал, утешал меня; он был сильно тронут; не помню, что он мне говорил, но только я и плакала, и смеялась, и опять плакала, краснела, не могла слова вымолвить от радости. Впрочем, несмотря на волнение мое, я заметила, что в Покровском все-таки оставалось какое-то смущение и принуждение. Кажется, он не мог надивиться моему увлечению, моему восторгу, такой внезапной, горячей, пламенной дружбе. Может быть, ему было только любопытно сначала; впоследствии нерешительность его исчезла, и он, с таким же простым, прямым чувством, как и я, принимал мою привязанность к нему, мои приветливые слова, мое внимание и отвечал на всё это тем же вниманием, так же дружелюбно и приветливо, как искренний друг мой, как родной брат мой. Моему сердцу было так тепло, так хорошо!.. Я не скрывалась, не таилась ни в чем; он всё это видел и с каждым днем всё более и более привязывался ко мне. И право, не помню, о чем мы не переговорили с ним в эти мучительные и вместе сладкие часы наших свиданий, ночью, при дрожащем свете лампадки и почти у самой постели моей бедной больной матушки?.. Воспоминания, радостные ли, горькие ли, всегда мучительны; по крайней мере так у меня; но и мучение это сладостно. И когда сердцу становится тяжело, больно, томительно, грустно, тогда воспоминания свежат и живят его, как капли росы в влажный вечер, после жаркого дня, свежат и живят бедный, чахлый цветок, сгоревший от зноя дневного. Матушка выздоравливала, но я еще продолжала сидеть по ночам у ее постели. Часто Покровский давал мне книги; я читала, сначала чтоб не заснуть, потом внимательнее, потом с жадностию; передо мной внезапно открылось много нового, доселе неведомого, незнакомого мне. Новые мысли, новые впечатления разом, обильным потоком прихлынули к моему сердцу. И чем более волнения, чем более смущения и труда стоил мне прием новых впечатлений, тем милее они были мне, тем сладостнее потрясали всю душу. Разом, вдруг, втолпились они в мое сердце, не давая ему отдохнуть. Какой-то странный хаос стал возмущать всё существо мое. Но это духовное насилие не могло и не в силах было расстроить меня совершенно. Я была слишком мечтательна, и это спасло меня. Когда кончилась болезнь матушки, наши вечерние свидания и длинные разговоры прекратились; нам удавалось иногда меняться словами, часто пустыми и малозначащими, но мне любо было давать всему свое значение, свою цену особую, подразумеваемую. Жизнь моя была полна, я была счастлива, покойно, тихо счастлива. Так прошло несколько недель... Как-то раз зашел к нам старик Покровский. Он долго с нами болтал, был не по-обыкновенному весел, бодр, разговорчив; смеялся, острил по-своему и наконец разрешил загадку своего восторга и объявил нам, что ровно через неделю будет день рождения Петеньки и что по сему случаю он непременно придет к сыну; что он наденет новую жилетку и что жена обещалась купить ему новые сапоги. Одним словом, старик был счастлив вполне и болтал обо всем, что ему на ум попадалось. День его рождения! Этот день рождения не давал мне покоя ни днем, ни ночью. Я непременно решилась напомнить о своей дружбе Покровскому и что-нибудь подарить ему. Но что? Наконец я выдумала подарить ему книг. Я знала, что ему хотелось иметь полное собрание сочинений Пушкина, в последнем издании, и я решила купить Пушкина. У меня своих собственных денег было рублей тридцать, заработанных рукодельем. Эти деньги были отложены у меня на новое платье. Тотчас я послала нашу кухарку, старуху Матрену, узнать, что стоит весь Пушкин. Цена всех одиннадцати книг, присовокупив сюда издержки на переплет, была по крайней мере рублей шестьдесят. Где взять денег? Я думала-думала и не знала, на что решиться. У матушки просить не хотелось. Конечно, матушка мне непременно бы помогла; но тогда все бы в доме узнали о нашем подарке; да к тому же этот подарок обратился бы в благодарность, в плату за целый год трудов Покровского. Мне хотелось подарить одной, тихонько от всех. А за труды его со мною я хотела быть ему навсегда одолженною без какой бы то ни было уплаты, кроме дружбы моей. Наконец я выдумала, как выйти из затруднения. Я знала, что у букинистов в Гостином дворе можно купить книгу иногда в полцены дешевле, если только поторговаться, часто малоподержанную и почти совершенно новую. Я положила непременно отправиться в Гостиный двор. Так и случилось; назавтра же встретилась какая-то надобность и у нас и у Анны Федоровны. Матушке понездоровилось, Анна Федоровна очень кстати поленилась, так что пришлось все поручения возложить на меня, и я отправилась вместе с Матреной. К моему счастию, я нашла весьма скоро Пушкина, и в весьма красивом переплете. Я начала торговаться. Сначала запросили дороже, чем в лавках; но потом, впрочем не без труда, уходя несколько раз, я довела купца до того, что он сбавил цену и ограничил свои требования только десятью рублями серебром. Как мне весело было торговаться!.. Бедная Матрена не понимала, что со мной делается и зачем я вздумала покупать столько книг. Но ужас! Весь мой капитал был в тридцать рублей ассигнациями, а купец никак не соглашался уступить дешевле. Наконец я начала упрашивать, просила-просила его, наконец упросила. Он уступил, но только два с полтиною, и побожился, что и эту уступку он только ради меня делает, что я такая барышня хорошая, а что для другого кого он ни за что бы не уступил. Двух с половиною рублей недоставало! Я готова была заплакать с досады. Но самое неожиданное обстоятельство помогло мне в моем горе. Недалеко от меня, у другого стола с книгами, я увидала старика Покровского. Вокруг него столпились четверо или пятеро букинистов; они его сбили с последнего толку, затормошили совсем. Всякий из них предлагал ему свой товар, и чего-чего не предлагали они ему, и чего-чего не хотел он купить! Бедный старик стоял посреди их, как будто забитый какой-нибудь, и не знал, за что взяться из того, что ему предлагали. Старик мне очень обрадовался; он любил меня без памяти, может быть, не менее Петеньки. Вот его день рождения скоро будет, а он любит книжки, так вот я и покупаю их для него... К чему ни приценится, всё рубль серебром, два рубля, три рубля серебром; уж он к большим книгам и не приценивался, а так только завистливо на них посматривал, перебирал пальцами листочки, вертел в руках и опять их ставил на место. Я спросила, много ли у него денег? Я его тотчас потащила к моему букинисту. Старик обезумел от радости, высыпал все свои деньги, и букинист навьючил на него всю нашу общую библиотеку. Мой старичок наложил книг во все карманы, набрал в обе руки, под мышки и унес всё к себе, дав мне слово принести все книги на другой день тихонько ко мне. На другой день старик пришел к сыну, с часочек посидел у него по обыкновению, потом зашел к нам и подсел ко мне с прекомическим таинственным видом. Сначала с улыбкой, потирая руки от гордого удовольствия владеть какой-нибудь тайной, он объявил мне, что книжки все пренезаметно перенесены к нам и стоят в уголку, в кухне, под покровительством Матрены. Потом разговор естественно перешел на ожидаемый праздник; потом старик распространился о том, как мы будем дарить, и чем далее углублялся он в свой предмет, чем более о нем говорил, тем приметнее мне становилось, что у него есть что-то на душе, о чем он не может, не смеет, даже боится выразиться. Я всё ждала и молчала. Тайная радость, тайное удовольствие, что я легко читала доселе в его странных ухватках, гримасничанье, подмигиванье левым глазком, исчезли. Он делался поминутно всё беспокойнее и тоскливее; наконец он не выдержал. Я взглянула на него; он с робким ожиданием ожидал моего приговора. Петруше это очень неприятно. Он вот, видите ли, Варвара Алексеевна, сердится, бранит меня и мне морали разные читает. Так вот бы мне и хотелось теперь самому доказать ему подарком моим, что я исправляюсь и начинаю вести себя хорошо. Что вот я копил, чтобы книжку купить, долго копил, потому что у меня и денег-то почти никогда не бывает, разве, случится, Петруша кое-когда даст. Он это знает. Следовательно, вот он увидит употребление денег моих и узнает, что всё это я для него одного делаю. Мне стало ужасно жаль старика. Я думала недолго. Старик смотрел на меня с беспокойством. Добряк был этот старик! Я уверила его, что я бы рада была подарить что-нибудь, да только у него не хочу отнимать удовольствия. Этим старик совершенно успокоился. Он пробыл у нас еще два часа, но всё это время на месте не мог усидеть, вставал, возился, шумел, шалил с Сашей, целовал меня украдкой, щипал меня за руку и делал тихонько гримасы Анне Федоровне. Анна Федоровна прогнала его наконец из дома. Одним словом, старик от восторга так расходился, как, может быть, никогда еще не бывало с ним. В торжественный день он явился ровно в одиннадцать часов, прямо от обедни, во фраке, прилично заштопанном, и действительно в новом жилете и в новых сапогах. В обеих руках было у него по связке книг. Мы все сидели тогда в зале у Анны Федоровны и пили кофе было воскресенье. Старик начал, кажется, с того, что Пушкин был весьма хороший стихотворец; потом, сбиваясь и мешаясь, перешел вдруг на то, что нужно вести себя хорошо и что если человек не ведет себя хорошо, то значит, что он балуется; что дурные наклонности губят и уничтожают человека; исчислил даже несколько пагубных примеров невоздержания и заключил тем, что он с некоторого времени совершенно исправился и что теперь ведет себя примерно хорошо. Что он и прежде чувствовал справедливость сыновних наставлений, что он всё это давно чувствовал и всё на сердце слагал, но теперь и на деле стал удерживаться. В доказательство чего дарит книги на скопленные им, в продолжение долгого времени, деньги. Я не могла удержаться от слез и смеха, слушая бедного старика; ведь умел же налгать, когда нужда пришла! Книги были перенесены в комнату Покровского и поставлены на полку. Покровский тотчас угадал истину. Старика пригласили обедать. Этот день мы все были так веселы. После обеда играли в фанты, в карты; Саша резвилась, я от нее не отставала. Покровский был ко мне внимателен и всё искал случая поговорить со мною наедине, но я не давалась. Это был лучший день в целые четыре года моей жизни. А теперь всё пойдут грустные, тяжелые воспоминания; начнется повесть о моих черных днях. Вот отчего, может быть, перо мое начинает двигаться медленнее и как будто отказывается писать далее. Вот отчего, может быть, я с таким увлечением и с такою любовью переходила в памяти моей малейшие подробности моего маленького житья-бытья в счастливые дни мои. Эти дни были так недолги; их сменило горе, черное горе, которое бог один знает когда кончится. Несчастия мои начались болезнию и смертию Покровского. Он заболел два месяца спустя после последних происшествий, мною здесь описанных. В эти два месяца он неутомимо хлопотал о способах жизни, ибо до сих пор он еще не имел определенного положения. Как и все чахоточные, он не расставался до последней минуты своей с надеждою жить очень долго. Ему выходило куда-то место в учителя; но к этому ремеслу он имел отвращение. Служить где-нибудь в казенном месте он не мог за нездоровьем. К тому же долго бы нужно было ждать первого оклада жалованья. Короче, Покровский видел везде только одни неудачи; характер его портился. Здоровье его расстраивалось; он этого не примечал. Подступила осень. Он умер в глубокую осень, в конце октября месяца. Я почти не оставляла его комнаты во всё продолжение его болезни, ухаживала за ним и прислуживала ему. Часто не спала целые ночи. Он редко был в памяти; часто был в бреду; говорил бог знает о чем: о своем месте, о своих книгах, обо мне, об отце... В первое время болезни его все наши смотрели на меня как-то странно; Анна Федоровна качала головою. Иногда Покровский узнавал меня, но это было редко. Он был почти всё время в беспамятстве. Иногда по целым ночам он говорил с кем-то долго-долго, неясными темными словами, и хриплый голос его глухо отдавался в тесной его комнате, словно в гробу; мне тогда становилось страшно. Особенно в последнюю ночь он был как исступленный; он ужасно страдал, тосковал; стоны его терзали мою душу. Все в доме были в каком-то испуге. Анна Федоровна всё молилась, чтоб бог его прибрал поскорее. Призвали доктора. Доктор сказал, что больной умрет к утру непременно. Старик Покровский целую ночь провел в коридоре, у самой двери в комнату сына; тут ему постлали какую-то рогожку. Он поминутно входил в комнату; на него страшно было смотреть. Он был так убит горем, что казался совершенно бесчувственным и бессмысленным. Голова его тряслась от страха.

Белинский писал, что Достоевский «имя совершенно неизвестное и новое, но которому, кажется, суждено играть значительную роль в нашей литературе». Трогательная история любви мелкого чиновника Макара Девушкина и Вареньки Доброселовой раскрывает вечную тему «маленького человека». Несмотря на внутреннюю красоту и благородство души они не способны переломить обстоятельства и обречены на страдание в этом жестоком мире.

Краткое содержание романа Ф.М. Достоевского «Бедные люди»

"Бедных людей" написал Федор Михайлович Достоевский, и однозначно не Лев Николаевич Толстой. В "Бедных людях", написанных под свежим влиянием лучших сторон Гоголя и наиболее жизненных идей Белинского, высоко гуманный идеал», – писал Н. Добролюбов. «Бедные люди» — читайте и скачивайте книгу (epub) онлайн бесплатно и без регистрации, автор Федор Достоевский.

Анализ произведения «Бедные люди» (Ф. М. Достоевский)

Поиски своего «видения на Неве» и были, по всей вероятности, связаны с трехкратной переделкой «Бедных людей». В «Бедных людях» он развивает излюбленную тему русской литературы 40-х гг. XIX в. Пушкиным в его «Станционном смотрителе» и достигшую своей вершины в знаменитой «Шинели» Н. В повести «Шинель» Н. Гоголь изображает бедного чиновника Акакия Акакиевича, тупого, забитого и бессловесного. Ценой нечеловеческих лишений он собирает деньги на покупку новой шинели. Но ее у него крадут, и он умирает от отчаяния и горя. Герой «Бедных людей» Макар Девушкин тоже бедный и жалкий чиновник, также всю жизнь переписывает бумаги, над ним издеваются сослуживцы, его распекает начальство. Достоевский оказался внимательным читателем гоголевской повести, но вместе с тем ученик бунтует против своего учителя.

Толстой любил повторять слова художника К. Брюллова: «Искусство только там и начинается, где начинается "чуть-чуть"». Казалось бы, молодой Достоевский лишь «чуть-чуть» изменил «Шинель» Н. Гоголя: вместо вещи шинели у Достоевского живое лицо Варенька ; тупое существо, высший идеал которого — теплая шинель, Акакий Акакиевич заменен в «Бедных людях» трогательной своей привязанностью, бекорыстной любовью к Вареньке Макаром Алексеевичем, но это-то и было простое и гениальное изменение. Процесс пробуждения личности в маленьком человеке, глубокое проникновение во внутренний мир этого человека, так поразившее В. Белинского, — вот то новое, что внес Достоевский в первый роман. Он проследил, как униженное и оскорбленное существо начинает сознавать в себе человека и даже делает робкую попытку бунтовать против разделения людей на бедных и богатых. Встреча с Варенькой и явилась для Макара Девушкина решающим толчком для проявления социального протеста. Именно на это обратил внимание Н.

Добролюбов в статье о творчестве Достоевского «Забитые люди». Достоевского, в отличие от Н. Гоголя, интересует не только «бедность» бедного человека, но и искаженное под влиянием нищеты сознание «забитого» человека. Достоевский анализирует бедность как особое душевное состояние человека. Гоголь же берет прямо целое и оттого не так глубок, как я... Макар Девушкин читает «Шинель» и принимает все на свой счет. Он глубоко оскорблен этим «пашквилем» и жалуется на него Вареньке: «И для чего же такое писать? И для чего оно нужно?.. Да ведь это злонамеренная книжка, Варенька; это просто неправдоподобно, потому что и случиться не может, чтобы был такой чиновник».

Макар Девушкин с негодованием возвращает Вареньке «Шинель» и с восторгом отзывается о «Станционном смотрителе»: «Читаешь — словно сам написал, точно это, примерно говоря, мое собственное сердце, какое уж оно там ни есть, взял его, людям выворотил изнанкой, да и описал все подробно — вот как! Нет, это натурально! Начинающий писатель вступает в полемику с Н. Гоголем по вопросу о гуманизме. Гуманизм, считает Достоевский, заключается не только, а возможно, и не столько в том, чтобы пожалеть бедного человека, а в том, чтобы наделить его голосом, сделать судьей. Достоевский не признает Акакия Акакиевича как героя, лишенного самосознания, душевного мира. Он подходит к человеку не извне — это оскорбительно, а изнутри. Не отупение героя под влиянием бедности интересует Достоевского, а его изощренное сознание. Макар Девушкин страдает не от бедности, как Акакий Акакиевич, а от сознания, что другие видят его нищету.

Герой «Бедных людей» пьет чай, потому что пьют другие, он стесняется своих рваных сапог не потому, что ему неудобно в них ходить, — его больше беспокоит, что подумают другие, увидев такие сапоги. Но физические страдания ничто по сравнению с душевными терзаниями, на которые обрекает бедность. Девушкин переживет ее не только как социальное явление, но и анализирует как особый склад души, особое психологическое состояние человека. Нищета означает беззащитность, запуганность, униженность, она лишает человека достоинства, превращает в «ветошку», бедняк замыкается в своем стыде и гордости, ожесточается сердцем, делается подозрительным и «взыскательным». Макар Девушкин — тот же Акакий Акакиевич, наделенный самосознанием. Слово героя о себе — вот с чего начал будущий создатель полифонического романа , а «Бедные люди» уже зародыш полифонии. Вот почему это роман в письмах — герой получил возможность говорить о себе. И здесь тоже полемика с Н. Гоголем, видевшим трагизм Акакия Акакиевича в отсутствии самосознания героя, а у Макара Девушкина, наоборот, гипертрофированное сознание.

И в герое «Шинели», и в герое «Станционного смотрителя» Девушкин узнает самого себя. Но если второго он полностью принимает, то первого полностью отвергает: бедному человеку совсем не нужно сожаления и сочувствия, наоборот, он боится сожаления и сочувствия. В «Шинели» Акакий Акакиевич встречается с полным равнодушием и умирает. Достоевский меняет ситуацию: «их превосходительство», увидев оторванную пуговицу, дает герою 100 рублей и пожимает ему руку. Эта сцена, которая привела в такой восторг В. Белинского, имеет двойной смысл. Достоевский пытается смягчить остроту социальных противоречий и в духе утопического социализма мечтает о мире и согласии между «их превосходительством» и Макаром Девушкиным. Но есть и второй, более глубокий подтекст в этой сцене. Значит, Девушкин перестал быть бедным человеком, однако положение не изменилось: сословная иерархия сохранилась и герой остался таким же несчастным.

Здесь Достоевский снова полемизирует с Н. Гоголем: дело не в доброжелательных и недоброжелательных людях — общественный строй от этого не изменится. Макар Девушкин в отличие от Акакия Акакиевича не только униженная, забитая, но и протестующая личность. И хотя Достоевский показывает, что такие люди, как Макар Девушкин, настолько свыклись со своим положением, что уже сами не верят в существование справедливости, все же герой «Бедных людей» — первый «бунтовщик» у Достоевского. Соединив гоголевскую тему о бедном чиновнике с фабулой «Станционного смотрителя», Достоевский из скромной психологической истории любви Девушкина к Вареньке создал реалистическую картину общественного зла и социальной несправедливости. Именно социальный пафос «Бедных людей» и привлек прежде всего внимание В. Белинского и создал первому произведению Достоевского шумный успех. В «Дневнике писателя» за 1877 г. Достоевский рассказал о своей внезапной славе после появления «Бедных людей», о «самой восхитительной минуте» всей его жизни, когда рукопись прочел В.

А в 1861 г. Еще задолго до появления его поднялся шум и гам в литературном мире. Если я был счастлив когда-нибудь, то это даже не во время первых упоительных минут моего успеха, а тогда, когда еще я не читал и не показывал никому моей рукописи, в те долгие зимние ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими; любил их, радовался и печалился с ними, а подчас даже и плакал самыми искренними слезами над незатейливым героем моим». Самый «торжественный момент» в жизни Достоевского — рождение писателя — произошел в петербургские белые ночи и получил благословение Н. Некрасова и В. Начало литературного пути Достоевского было блистательным. Но только в 1880 г.

Они тянутся друг к другу, и каждый из них нужен другому. Вот что это такое? Вообще говоря, вы знаете, в романе этому как бы и нет названия, потому что Макар Алексеевич все время говорит о том, что нет, это не любовь, скажем так, мужская, а это отеческая любовь у него к Вареньке. Варенька предпочитает вообще на эти темы не говорить. Конечно, мы можем заподозрить, что это такая история 47-летнего Ромео и 18-летней Джульетты. В подтексте романа, я думаю, это есть, и особенно в конце романа любовная тема выходит наружу. Кстати говоря, все романы в письмах, до Достоевского, все без исключения были любовными романами, поэтому тут такая еще традиция жанра дает себя знать. Но если это не любовный роман, то что? Вчера я был счастлив, чрезмерно счастлив, донельзя счастлив! А что, собственно, случилось? Отчего такая эйфория захватила героя? Оказывается, Варенька загнула занавесочку у себя в комнате, а он видит окна Вареньки и решает, что она подает ему сигнал, что она о нем думает. Понимаете, вот он счастлив, на вершине, на седьмом небе от того, что другой человек о нем думает. Варенька в ответном письме, чтобы его охладить, женское коварство такое, она ему говорит: «Да случайно занавесочка-то загнулась. Горшки переставляла — занавесочка и загнулась». То есть она его на место поставила, чтобы он не очень-то заносился, хотя к концу письма она ему говорит, что ну ладно, теперь уже я специально загну занавесочку. Что вот с этой занавесочкой? Макар счастлив от того лишь, что Варенька о нем думает, что есть другой человек, которому ты нужен. Вот что объединяет героев и что, собственно, становится причиной их писем, глубинной причиной. Эти письма — способ взаимообретения двух родственных душ в чужом, злом, холодном мире. Способ преодоления экзистенциального одиночества человека. Человеку, как сказано в одном хорошем фильме, нужен другой человек. Унижение бедности Но я возвращаюсь к теме бедности. Она нас не оставляет. Перед нами любовь или преодоление экзистенциального одиночества двух людей, находящихся на грани нищеты. Почему Макар Алексеевич так остро страдает от своей бедности? Дело ведь не только в том, что ему есть нечего или одеть нечего, хотя и это имеет место.

На этом дневник Вареньки прерывается. Она сообщает, что промочила ноги, и вновь расхворалась. Также болеет и ее хозяйка — Федора. Он занимает маленькую, скромную должность, за что его называют в ведомстве крысой, да ведь «крыса-то эта нужна, да крыса-то пользу приносит». Девушка отказывается прислать продолжение своего дневника, поскольку ей «страшно становится от этих воспоминаний». Также она сообщает, что Анна Федоровна «берется уладить все дело с господином Быковым», который хочет оставить Вареньке приданое. Он чувствует, будто у него появилась семья и дом. Девушкин сообщает, что приглашен на ужин к Ратазяеву, «у которого сочинительские вечера бывают». Он рассказывает, что периодически ходит на вечера к Ратазяеву — писателю и сочинителю, талантом которого он искренне восхищается. Девушка признается, что у нее «дурной кашель», и она чувствует скорую слабость. Она не сомневается, что скоро умрет. Варенька сообщает, что продала вышитый ею ковер. На вырученные деньги она себе планирует сшить платье потеплее, а Макару Алексеевичу — жилетку. Также она передает ему книгу Пушкина «Повести Белкина», и просит более не присылать пустяковые сочинения Ратазяева. Он готов продать старый фрак, лишь бы девушка ни в чем не нуждалась. Ей тягостно принимать помощь от Макара Алексеевича и Федоры, и она настаивает на работе гувернанткой, благодаря которой будет иметь «верный кусок хлеба». Скорее, он покончит жизнь самоубийством, нежели будет влачить жалкое существование без своего «ангельчика». Ее беспокоят слухи, что Макар Алексеевич спорил с «хозяйкой за неуплату ей денег». Девушка принимает приглашение пойти в театр, но переживает, что Макар Алексеевич живет совершенно не по средствам. Он полтора месяца ходил под ее окнами, но вскоре «разлюбил ее: наскучило». Варе совестно, что он стала причиной «несчастного положения» своего друга. Он благодарит Вареньку за 10 рублей, которыми он частично расплатился за комнату. Он пишет, что от Федоры узнал о приходе некоего недостойного господина, который оскорбил Вареньку «недостойным предложением». Чтобы прояснить ситуацию, она приглашает его на обед. Она просит Макара ни у кого не занимать денег, не обращать внимания на досужие сплетни и почаще приходить к ним на обед.

Впоследствии Достоевский, прислушавшись к критикам первого издания, три раза возвращался к доработке произведения — в 1847, 1860 и 1865 годах. Роман представляет собой пятьдесят четыре письма, которыми обменялись Макар Девушкин и Варвара Доброселова. В начале апреля Макар Девушкин в письме к Вареньке рассказывает о новой комнате, в которую он переехал. Комната представляет собой отгороженную часть общей кухни, но для бедного титулярного советника главное, что она дешёвая и располагается напротив квартиры Вареньки. В течение оставшейся весны сожалеет о прошлой квартире и описывает новых соседей по квартире, отмечая мичмана, связанного с литературой Ратазяева и крайне бедного чиновника Горшкова с семьёй. Девушкин убеждает Вареньку, что у него всё в порядке с деньгами, посылает ей сладости и цветы в горшках. Варенька упрекает его за растрату денег на подарки, подрабатывает шитьём, интересуется жизнью Девушкина.

Федор Достоевский Бедные люди Аудиокнига Онлайн Русская литература книга чтение школа

Аудиокниги слушать онлайн * Пятьдесят четыре письма, которые написали друг другу средних лет титулярный советник Макар Девушкин и юная обнищавшая дворянка-сирота Варенька Доброселова.
Фёдор Достоевский «Бедные люди» «Бедные люди» — первое оригинальное печатное произведение русского писателя XIX века Фёдора Михайловича Достоевского, написанное в 1844—1845 годах и впервы.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий