Людмила Улицкая заявила, что работа над экранизацией ее сценария за границей зависла. Известную писательницу Людмилу Улицкую не нужно пускать в Россию, а также издавать ее произведения в связи с ее последними высказываниями. Писатель Людмила Улицкая – о таланте, успехе, счастье и радости. Главные новости о персоне Людмила Улицкая на Будьте в курсе последних новостей: Министерство юстиции России обновило реестр иностранных агентов. Минюст внес в список иноагентов писательницу Людмилу Улицкую, а также кинорежиссера Илью Хржановского. Живущий, как и Улицкая, сейчас в Берлине Андрей Шашков поговорил с живым классиком о том, почему она уехала именно сюда, чего ей больше всего не хватает из прошлой, московской жизни и как она переживает новости последних месяцев.
Казус писателя: На что будет жить Улицкая после того, как лишилась гонораров за поддержку Украины
| Казус писателя: На что будет жить Улицкая после того, как лишилась гонораров за поддержку Украины | Улицкая: Утром 24-го я узнала о «спецоперации», как называли эту войну с первых дней. |
| «С другими уехавшими не общаюсь совершенно» — писательница Людмила Улицкая | почему изъявления любви Анны Гуриной к занимающей антирусскую позицию Улицкой печатаются на страницах авторитетной "Литературной газеты"? |
| Улицкая, Сорокин и Ерофеев заявили, что не имеют отношения к финансированию ВСУ | — Каждый день появляются новости о том, что объединившиеся женщины сворачивают какие-нибудь горы. |
| Людмила Улицкая в разговоре с пранкерами оскорбила российских добровольцев на СВО | 360° | Писатель Людмила Улицкая дала большое интервью в программе «Гордон» на украинском телеканале 112. |
| Провокатор со стажем. Улицкая выступила в своём репертуаре: vlad1_74 — LiveJournal | Отрицательная селекция. |
Полный текст интервью Улицкой об отставании России: "Рабство существует"
Писатель Людмила Улицкая саморазоблачилась в интервью пранкерам Вовану и Лексусу. Русофобские высказывания Людмилы Улицкой вызвали бурное осуждение в России, о чем с удивлением рассказала писатель 26 июня в интервью РБК. новости Архангельска. Писательницу Улицкую начали «отменять» из-за её скандального интервью пранкерам. бизнес последние новости, сплетни шоу бизнеса, российские звезды, новости шоубизнеса. Интервью. Новости.
30 глав АСТ: большое интервью с Людмилой Улицкой
Писательница Людмила Улицкая охотно дает интервью и высказывается по разным вопросам, но беседа с автором и ведущим передачи "Детский недетский вопрос" (полный вариант доступен на одноименном YouTube-канале), кажется, доставила ей особое удовольствие. Писательницу Улицкую начали «отменять» из-за её скандального интервью пранкерам Улицкую лишили звания и начали убирать её книги из магазинов за поддержку ВСУ A. Об этом сообщает ТАСС. Улицкая: Утром 24-го я узнала о «спецоперации», как называли эту войну с первых дней. Читайте последние новости на тему в ленте новостей на сайте Радио Sputnik. Улицкая входила в короткий список Международной Букеровской премии и, если смотреть на ставки букмекеров, в последние 10 лет претендует и на Нобелевскую премию по литературе. новости Пскова.
Мне стало неинтересно жить, а пандемия этот интерес вернула
В одном из своих интервью Людмила Улицкая сказала о том, будто на 90 процентов забыла собственную жизнь. Последнее интервью Юрия Шатунова в «ЧП» от 20 июня 2022 года. — Каждый день появляются новости о том, что объединившиеся женщины сворачивают какие-нибудь горы.
Политика публикации отзывов
- Людмила Улицкая – последние новости на сегодня –
- «С другими уехавшими не общаюсь совершенно» — писательница Людмила Улицкая
- «Культура, которую можно запретить, ничего не стоит» — Журнальный зал
- Людмила Улицкая – последние новости на сегодня –
- О внутрисемейном процессе передачи памяти.
- Людмила Улицкая
Провокатор со стажем Улицкая снова «не ожидала» российской реакции
В основном, территория, на самом деле. Это первая, конечно, программа — не залезай ко мне в огород. И это рождает определенные нравственные и вытекающие отсюда программы, которые, собственно говоря, не являются самостоятельными, потому что мы знаем, что отдельно взятые персонажи могут часто отличаться от среднего. Но, в среднем, биологическая программа женщины такова, что она, на самом деле, как мне представляется, более нравственное существо. Женщина менее способна к убийству, женщина, озабоченная продолжением рода, занимается постоянно альтруистическим действием, потому что воспитание ребенка кроме программы предполагает еще и некоторый альтруизм.
Как правило, самки не уничтожают других детенышей в отличие, скажем, от самцов. Скажем, в прайде льва, когда меняется самец, то первое, что делает самец, он убивает… Поэтому есть некоторые общие предпосылки, почему мне кажется, что женщины — лучшая половина человечества. Что касается нашей страны, то здесь уж особенно лучшая половина. Потому что женщины в России вели всегда невероятно тяжелую жизнь, и на плечи женщин в России ложился такой груз, который мало в каких странах женщины получали.
Скажем, история последнего столетия — это выживание женщины без мужчины. Потому что в стране с 1904 года, с Русско-Японской войны война идет, не прекращаясь. Она бывает маленькая, большая, объявленная, не объявленная. Но война изымает из популяции довольно большое количество мужчин.
В нашей стране очень большое население тюрем, в основном мужское, временами доходившее до миллиона. Года 3 тому назад было 860 тысяч. Это мужчины детородного возраста. И плюс алкоголизм, который тоже вымывает из популяции большое количество дееспособных мужчин.
И таким образом женщины в России выполняют не только женские функции, но и вынуждены выполнять большую часть мужских. Вы с этим согласны? Но и социальные многие обстоятельства были таковы, что мужчинам было труднее выживать. Я очень любила с молодых лет дружить с людьми сильно старшего поколения — не поколения моих родителей, а поколения моих дедушек, бабушек.
И почти все они — старухи. Стариков там было очень мало, потому что старики не доживали. Скажем так. Хотя, на самом деле, это очень сложный вопрос.
Поэтому я говорю «да», чтобы обозначить границы какие-то. Я почему вас спрашиваю? Наши зрители могли уже понять, что вы имеете какое-то отношение к биологии, вы кончили биофак МГУ, как и я кончил биофак МГУ. Я на 10 лет раньше вас, я кончил по кафедре физиологии человека, а вы по генетике.
Это очень приятно. Так вот, наука вообще для меня — это что-то такое, что всегда требует… Во-первых, задает вопрос «почему? Религия для меня — это наоборот. Религия не спрашивает «почему?
Во-первых, считаете ли вы, что это так? И если это так, то вы, человек научного склада, каким образом примиряете эти две, на мой взгляд, конфликтующие вещи? Это не просто. Это не просто, и я не так давно предприняла попытку такой деконструкции-пересмотра.
Вы знаете, у меня такое есть представление о том, что человек смолоду, как бы, выстраивает себе определенное здание, вокруг себя даже, можно сказать. Он выбирает какие-то принципы, идеи, знания, мысли, которые, ему кажется, важны и, в конце концов, стремится создать какое-то цельное, непротиворечивое мировоззрение. Когда ты это построение более-менее заканчиваешь, обнаруживаешь, что дышать невозможно. И этот процесс пересмотра со мной произошел и происходит, на самом деле, все время, когда от ощущения твердости, устойчивости, комфорта, объясненного мира до некоторой степени ты начинаешь проверять эти кирпичи, из которых ты это выстроил, и половину выбрасываешь.
И надо сказать, что я как раз нахожусь в этой фазе, и это изумительное ощущение, хотя и отчасти грустное, потому что степень свободы возрастает. И я вам не отвечу определенно ни на один из вопросов, которые вы мне будете задавать, потому что есть очень многие вещи, которые я раньше знала, а сейчас не знаю. Я это обнаруживаю тоже. Я говорю, что когда-то у меня был хрустальный шар, я туда заглядывал, и все было понятно.
А потом я его потерял. Поэтому даже этот основополагающий вопрос, вера-знания, он тоже подвижный и играет. Поэтому, конечно, я по устройству мозгов, конечно, человек научный. Но дело в том, что в те времена, когда я росла и когда я была маленькая, немножко побольше, то у меня обстоятельства жизни были очень такие, железобетонные.
Атмосфера была очень тяжелая. Пятидесятые, шестидесятые годы… Я 1943 года рождения, значит, я… Как это? Я жила при Сталине. Вам было 10, когда он умер, да?
И это ощущение невероятной духоты — я очень рано его чувствовала — «ты закатан в асфальт». Это уже потом мы сообразили к 20 годам, что, вообще-то, асфальтом дышим. И поэтому был очень острый поиск какой-то вертикальной составляющей жизни. Куда-то надо было подняться.
Предложение по подъему единственное внятное, которое я получила, было христианское предложение. Я же не человек перестройки, у меня там сидельцев полно в семье, и у меня не было никогда никаких иллюзий относительно власти. Я всегда ее не любила в большей или меньшей степени. Нет, одинаково, пожалуй, даже.
Это как погода, это всегда есть. Лучше, хуже — надо немножко приспосабливаться, чтобы она тебя не ломала, все-таки. Поэтому вертикаль, которая мне предложена была, это было счастье. У меня было многие годы ощущение, что мне дали ключ, которым я открываю абсолютно все замки.
Этот ключик, с ним очень удобно. Но потом с годами понимаешь, что не все замки этим ключом открываются, что есть вопросы, которые обходятся, есть вопросы, которые «а вот тут поверь». Но ведь дело в том, что и в науке тоже есть очень много вещей, в которые «а вот тут поверь». Например, идея большого взрыва или происхождения органической жизни.
Говорят «вот предлагается вам некая…» — Нет, это аксиоматика. Значит, мы либо исходим из этого, либо из того. Конечные вещи недоказуемы. Таким образом, и в науке тоже есть аксиоматические вещи, с которыми не справишься.
Значит, мы исходим из того, что материя первична условно , дух вторичен. Или мы исходим из другой идеи. Но все равно есть какие-то… В основе есть всегда какое-то допущение, которое ты вынужден принять. Иначе ничего не устроится.
Скажите мне, пожалуйста, у вас нет ощущения, что если взять христианство, иудаизм, потому что, все-таки, это вещи для меня общие, да?.. Авраамические религии. Несмотря на все заповеди, на все проповеди, на всё это, как мне кажется, человек вообще не изменился. Достаточно читать древних греков, чтобы видеть, что все — то же самое совершенно.
И в этом смысле это учение не дало ничего. Ну, минуту, 30 секунд. А там, на самом деле, очень много вещей, о которых… Колодцы. Относительно кризиса христианства или иудаизма — да, конечно, тут говорить нечего.
Относительно возможности изменения человека — тут как смотреть. Дело в том, что даже в обозримое время ученые это знают меняется структура головного мозга. Мы — живые и меняющиеся существа, причем меняющиеся очень быстро. И еще более мы меняемся от того, что мы знаем это.
И мы уже эти изменения можем фиксировать. То, что произошло с биологической наукой в последние 50 лет, это вызывает у меня религиозный трепет. Поэтому изменился человек или не изменился? Да, конечно, грандиозным образом изменился.
Я вот этим летом совершила очередную родительскую акцию, я читала своим внукам «Каштанку». И я понимаю, что у них глаза пустеют временами, потому что очень длинно. И я думаю «как бы сократить немножечко? Они работают на других скоростях.
Это чисто физиологическая вещь, и она произошла за очень короткий период. Вообще-то у меня есть такое соображение, и даже я беседовала с антропологами и с учеными людьми, что сейчас человечество вступило… Знаете как эволюция? Она стоит-стоит на месте, почти ничего не меняется, потом — бабах и рывок. Что сейчас человечество как вид находится в состоянии или уже имеющегося рывка или накануне этого рывка.
Вероятно, он уже есть, потому что у нас время жизни человека — 70 лет, поэтому мы не сразу можем отследить это. Но мне кажется, что сейчас происходят как раз уже изменения качественные, а не количественные. У меня такое ощущение есть. Более того, друзья мои, у которых у всех жизнь поменялась после того, как закрылась лаборатория… Некоторые считают, что это даже была не инициатива КГБ нас закрыть, а что академик Николай Петрович Дубинин из осторожности, зная, что был этот вызов и нас там немножечко попытали, что он это сделал просто… — Превентивно?
Я не знаю. Я вообще ни о чем не жалею. Вот так в жизни шла. Дело в том, что мне наука всегда очень интересна.
Она мне и сегодня ужасно интересна. Ну, не получилось из меня генетика, а, может, была бы доктором наук. А, может, академиком. Самиздат, значит.
Все-таки, было связано с этим. Сегодня, наверное, многие даже не знают, что это такое. Молодым людям самиздат — непонятный термин. А если бы вас какой-нибудь четырнадцатилетний мальчик спросил: «А что такое самиздат?
По крайней мере, так было во времена нашей молодости. И нам в молодые годы очень хотелось читать не только разрешенные, но и запрещенные, и даже, может быть, более хотелось читать запрещенные.
Поэтому будем надеяться на то, что природа по этому пути пойдет. Мне самой, честно говоря, это непонятно. Потому что по логике такого мутагенеза, в принципе мутации обычно ослабляют микроорганизмы. В этом не то что обыватели вроде меня, в этом еще и ученые не разобрались. Мардан: - Мы коснулись вроде бы как близкой вам биологической темы пандемии. Но я бы хотел обсудить ее в таком экзистенциальном контексте, как Камю чуму описывал. Переживая эти бесконечные, часто, казалось, дурацкие ограничения, мы вдруг осознали несколько вещей. Мы стали переосмысливать образование.
Оно вдруг стало удаленным. И фигура учителя на глазах стала приобретать исходный античный характер. Некоторые оценили, что такое личная свобода. Когда вроде бы и охранника у тебя под дверью нет, а ты заперт в четырех стенах. Цифровой концлагерь существует или нет? Он нам грозит или нет? Улицкая: - Как бы мы к этому ни относились, но мы все к этому двигаемся. По-видимому, это какой-то цивилизационный момент, общий для всех стран. Причем чем более страна развита, тем ближе она к тому, что вы условно называете цифровым концлагерем. В принципе, это система слежения за гражданами.
Причем, что самое забавное, это самое слежение имеет в большой степени экономический смысл, а далеко не идеологический или политический. Я думаю, что гораздо больше интересует сегодня тех, кто наши данные просматривает, что мы хотим купить, чего мы не хотим купить, куда мы хотим поехать, на что мы хотим потратить деньги, на что не хотим потратить деньги. Время, когда идеология диктовала главные законы существования, по-моему, от нас отдалилось. Сегодня мы немножко из этого выходим. По крайней мере, мне так кажется. Мардан: - Вы думаете, мир идеологии уже не вернется? Улицкая: - К вашему второму вопросу. Чем будет фундаментальнее образование, чем будут лучше учителя, чем будет самостоятельней молодежь, тем труднее будет охомутать всех. Охомутать во всех отношениях. И в отношении интеллектуальном — тоже.
Все-таки я прожила значительную часть жизни в советской стране, в советское время, с собраниями. Правда, партсобрания меня не касались, но были профсоюзные собрания. Это смехотворная, унизительная, кошмарная пародия на демократию, мы ее все прошли и очень хорошо знаем. И очень бы не хотелось к этому возвращаться. И я надеюсь, что именно образование и знание истории будут гарантией того, что мы к этому не вернемся. Так хотелось бы. Мардан: - Посмотрите, Соединенные Штаты к этому возвращаются просто на глазах. Они сносят памятники, они буквально переписывают историю, они отвергают имена людей, на которых эта страна и вообще западная демократия была построена. Я не то чтобы даже полемизирую с вами, а просто я вижу там реальную угрозу, которая буквально стоит на пороге. Но она у нас своя, а у нас просто опыт немножко другой.
Вот эта левая идеология может в Россию проникнуть? Улицкая: - Дело в том, что я-то считаю, что вот сама эта пара, эти термины — левая, правая, - они сегодня дико устарели. Сегодня какие должны быть измерения? По части сноса памятников мы сто очков можем дать любой Америке. И это, прежде всего, торжество малообразованных людей. Это неуважение к истории. Это незнание истории. Поэтому я думаю, что это, скорее, свидетельство цивилизационного некоторого падения. Думаю, что сто лет тому назад государства были пообразованнее. И государственные машины были покультурнее.
Потому что то, что сегодня мы видим во власти, те, кто ее реализуют, те, кто ее выстраивают, те, кто придумывают законы, это на самом деле люди очень низкого образовательного и интеллектуального уровня. И это, надо сказать, во всем мире так. Это не исключительно российская ситуация. Это какой-то общемировой тренд. Почему — не знаю. Но такое впечатление, что и итальянское правительство несоизмеримо с предшествующими руководителями страны. И во многих странах я отмечаю какое-то падение культурного уровня руководителей. Мардан: - А в чем может быть причина? Может быть, общая демократизация, исчезновение аристократии духа как таковой? Улицкая: - Да, да.
Я тоже об этом думаю. Это отрицательные стороны демократии. Потому что демократия, конечно, хороша, но у нее есть свои болезни. И главная болезнь демократии в том, что она легко превращается в то, что называлось в античном мире — охлократия, то есть власть толпы. Не граждан, потому что все-таки изначально демократия — это была довольно узкая структура. Потому что граждан в стране было гораздо меньше, чем жителей. Далеко не все жители страны имели статус гражданина. Надо было этот статус еще получить. Об этом часто забывают. Потому что греческая демократия — это совсем не то, что стали понимать под демократией в начале ХХ века.
Мардан: - У вас, в отличие от абсолютного большинства ваших коллег по писательскому цеху, блистательное настоящее образование. Вы закончили биологический факультет. Вы биолог-генетик. Я хорошо знаю ваши биографию. Большинство наших слушателей знает, что вы работали по профессии, потом у вас был перерыв. И потом вы ушли в писательство. Тем не менее, и диплом, и знания у вас есть, они никуда не денутся. А молодежь сейчас не стремится к знаниям. Знания девальвированы. По-моему, от этой пресловутой удаленки мало кто страдает.
Знания остаются ценностью? Или это тоже осталось в ХХ веке? Улицкая: - Это безумно важный, сложный, интересный вопрос. Дело в том, что удаленка — это наше будущее. Потому что я думаю, что вот этот опыт, который сейчас проходит все человечество, обучение через компьютер, через посредничество техническое, он никуда не уйдет. Это делает образование гораздо более доступным и гораздо более дешевым. Потому что одно дело, когда человек поступает в институт, родители его готовят, он ходит на курсы подготовки, он платит иногда репетиторам. Это грандиозная история. И совершенно другое дело, когда человек просто нажимает клик на компьютере и в принципе может получить прекрасное образование. Я сегодня слушала лекцию искусствоведа Доронченкова.
Просто блестяще. Это абсолютно открытый океан знаний. И это мы не можем забывать. Это — великое достижение нашего времени. Теперь возвращаясь к теме учительства, которое безумно важно. Эта платоновская академия, эти размышления и беседы с учителем — это огромное счастье. К счастью, в моей жизни было несколько таких изумительных учителей, которых я помню, которым я благодарна по сей день. Генетику человека в университете, когда я там училась, это был первый год, когда лысенковская кафедра сменилась классической генетикой, и генетику человека преподавал Владимир Павлович Эфроимсон. Большой настоящий ученый.
А в России — ещё и бескультурья, дикости, близкой к язычеству. Всеми этими деконструкциями буквально был нафарширован роман Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик», собравший в нашей стране в своё время щедрую премиальную жатву. Можно сослаться на лабиринт личного мнения автора, поиски и заблуждения, свойственные любому человеку, в том числе и творческому. Но дело здесь не в этом, а в особой мете социализации, повязанной общим делом. Так было принято, так положено. Вот именно так, как рассуждают Акунин — Быков — Улицкая. Если хочешь вписаться в систему, то будь добр принять правила игры. Это будет и социальным лифтом, и путём к успеху. Ту же литературу назвали индустрией и так её обустроили, так стандартизировали. Улицкая — не частный человек, а система, особый конвейер корпорации по выверту и отмене. Они всей душой с Украиной, потому что та продвинулась существенно вперёд в общем деле их проекта. И чем больше ада там, чем больше костров, смертей, факельных шествий, тем им милей, ведь это пламя, этот ужас воспринимают как очистительные. Чем качественнее всё будет выжжено вокруг, тем больше шансов установить на пустом месте нечто иное и никак не связанное с прежним. Та же Улицкая не только носитель совершенно определённых догм и обладатель специфической оптики, но она формировала здесь новый канон, утверждаясь, совершенно необоснованно, в ранге того самого классика. У неё появлялись последователи и ученики, тут же средствами массированного пиара и продвижения входившие в моду. Они в том числе подвизались на ниве национальных вопросов с расчёсыванием реальных или мнимых травм и обид. Деколонизация и борьба с русскими колониализмом — это вообще сейчас магистральная тема, которая обладает эффектом ржавчины, разъедающей общество. Дальше приходили расчёсыватели личных травм, мало отличимые друг от друга, страдающие в отечественной огромности, несуразности и атмосфере «насилия», которая давит на них могильной плитой и не даёт раскрыться. Это целая грибница, которая разрослась здесь в предельно комфортных условиях. Эта грибница стремилась к монопольной власти во всех сферах, и особенно духовных, где глушила всё живое, выдворяя любое инакомыслие на маргинальную периферию.
И этим он лучше. А чем он хуже, пока сказать не могу. Разве только тем, что он не Москва, в которой я прожила всю жизнь, и совсем не просто в 80 лет разучивать новые правила игры. По чему или кому скучаете в Москве больше всего? Скучаю я по своим друзьям. И хотя есть скайп, можно поговорить, но вот чаю вечером вместе никак не выпить. Пожалуй, все. Муж мой, наверно, скучает по брошенной им мастерской. Но не жалуется. Насколько активно вы общаетесь с другими уехавшими москвичами? Совершенно не общаюсь. Мои берлинские друзья из российских почти все здесь живут давно — двадцать, а то и тридцать лет. Никого не знаю из вновь приехавших. Как вам кажется, насколько другой будет Москва, когда вы и вся новая волна эмиграции в нее вернетесь если вернетесь? Это самое «если» очень существенно. Я никогда не соизмеряла свою жизнь с государственной властью, даже в самые суровые советские времена, но боюсь, что при теперешней власти я не вернусь. Кажется, мы друг другу не очень нравимся. А Москва — что с ней сделается.
Полный текст интервью Улицкой об отставании России: "Рабство существует"
У меня оба деда сидели, и поэтому в нашей семье тюремная тема была достаточно хорошо разведана. Я думаю, что, скорее, это был страх за семью. Вот что мои родители и бабушка будут очень нервничать по этому поводу. Нет, у меня не было страха за себя. Может быть, это было связано с каким-то родом цензуры: тогда еще не готовы были об этом говорить. А сегодня об этом очень много написано и сказано. Но, я думаю, что первые люди, которые писали об этом еще до Солженицына, они делали очень трудный для себя шаг. Всем осмелившимся написать спасибо. Благодаря им мы знаем о тех событиях в деталях, ужасных деталях. Может быть, именно знание нас оградит от повторения этого ужасного витка.
Собственно, я думаю, что только знание этой истории и может нас оградить — ничто другое. И это была, собственно, первая книга, первое произведение, посвященное тем ужасам. Я же человек, который читал самиздат, и это, собственно, было значительной частью моего чтения. Более того, я его даже немного перепечатывала. Но я плохо печатала. Еще стишки я могла перепечатать, а большую книжку — никогда. Но читать, покупать… Потому что люди, которые это делали, они, как правило, за какие-то не очень большие деньги продавали эти книжки. Чтобы оплатить работу и бумагу. Вот и это была своего рода подпольная индустрия, которая очень мало известна.
Но ее очень мало покупали, потому что те люди, которым она была интересна и которые хотели это знать, успели прочитать ее в самиздате. А широкие слои нашего дорогого населения эту книжку так и не прочитали. Потому что если бы эту книжку прочитали, то руководить нашей стороной стал бы совершенно другой человек. Откуда угодно, из любой организации, но не из организации, которая называется КГБ. Страна оказалась совершенно непросвещенной в политическом смысле. И поэтому, как ни странно, в советское время и времена доперестроечные, все-таки было две силы: первая сила была партия коммунистическая, вторая сила — КГБ, или НКВД, как ни назови. Между собой у них была своя борьба. Простые люди не знали — подковерная борьба за влияние, за власть. Только специалисты-политологи прекрасно могут рассказать, что именно это было за соревнование.
Так вот, это закончилось. С того момента, как коммунистическая партия практически перестала править, в чьих руках оказалась власть? Она оказалась в руках организации, которая тогда называлась КГБ. Сегодня это завуалировано, но главные силы, управляющие страной, — это по-прежнему секретная полиция. Она сегодня не такая кровожадная, какая она была, скажем, при сталинских временах, и даже хрущевских. И сажают очень умеренно и избранно.
В нашей стране очень большое население тюрем, в основном мужское, временами доходившее до миллиона. Года 3 тому назад было 860 тысяч. Это мужчины детородного возраста. И плюс алкоголизм, который тоже вымывает из популяции большое количество дееспособных мужчин. И таким образом женщины в России выполняют не только женские функции, но и вынуждены выполнять большую часть мужских. Вы с этим согласны? Но и социальные многие обстоятельства были таковы, что мужчинам было труднее выживать. Я очень любила с молодых лет дружить с людьми сильно старшего поколения — не поколения моих родителей, а поколения моих дедушек, бабушек. И почти все они — старухи. Стариков там было очень мало, потому что старики не доживали. Скажем так. Хотя, на самом деле, это очень сложный вопрос. Поэтому я говорю «да», чтобы обозначить границы какие-то. Я почему вас спрашиваю? Наши зрители могли уже понять, что вы имеете какое-то отношение к биологии, вы кончили биофак МГУ, как и я кончил биофак МГУ. Я на 10 лет раньше вас, я кончил по кафедре физиологии человека, а вы по генетике. Это очень приятно. Так вот, наука вообще для меня — это что-то такое, что всегда требует… Во-первых, задает вопрос «почему? Религия для меня — это наоборот. Религия не спрашивает «почему? Во-первых, считаете ли вы, что это так? И если это так, то вы, человек научного склада, каким образом примиряете эти две, на мой взгляд, конфликтующие вещи? Это не просто. Это не просто, и я не так давно предприняла попытку такой деконструкции-пересмотра. Вы знаете, у меня такое есть представление о том, что человек смолоду, как бы, выстраивает себе определенное здание, вокруг себя даже, можно сказать. Он выбирает какие-то принципы, идеи, знания, мысли, которые, ему кажется, важны и, в конце концов, стремится создать какое-то цельное, непротиворечивое мировоззрение. Когда ты это построение более-менее заканчиваешь, обнаруживаешь, что дышать невозможно. И этот процесс пересмотра со мной произошел и происходит, на самом деле, все время, когда от ощущения твердости, устойчивости, комфорта, объясненного мира до некоторой степени ты начинаешь проверять эти кирпичи, из которых ты это выстроил, и половину выбрасываешь. И надо сказать, что я как раз нахожусь в этой фазе, и это изумительное ощущение, хотя и отчасти грустное, потому что степень свободы возрастает. И я вам не отвечу определенно ни на один из вопросов, которые вы мне будете задавать, потому что есть очень многие вещи, которые я раньше знала, а сейчас не знаю. Я это обнаруживаю тоже. Я говорю, что когда-то у меня был хрустальный шар, я туда заглядывал, и все было понятно. А потом я его потерял. Поэтому даже этот основополагающий вопрос, вера-знания, он тоже подвижный и играет. Поэтому, конечно, я по устройству мозгов, конечно, человек научный. Но дело в том, что в те времена, когда я росла и когда я была маленькая, немножко побольше, то у меня обстоятельства жизни были очень такие, железобетонные. Атмосфера была очень тяжелая. Пятидесятые, шестидесятые годы… Я 1943 года рождения, значит, я… Как это? Я жила при Сталине. Вам было 10, когда он умер, да? И это ощущение невероятной духоты — я очень рано его чувствовала — «ты закатан в асфальт». Это уже потом мы сообразили к 20 годам, что, вообще-то, асфальтом дышим. И поэтому был очень острый поиск какой-то вертикальной составляющей жизни. Куда-то надо было подняться. Предложение по подъему единственное внятное, которое я получила, было христианское предложение. Я же не человек перестройки, у меня там сидельцев полно в семье, и у меня не было никогда никаких иллюзий относительно власти. Я всегда ее не любила в большей или меньшей степени. Нет, одинаково, пожалуй, даже. Это как погода, это всегда есть. Лучше, хуже — надо немножко приспосабливаться, чтобы она тебя не ломала, все-таки. Поэтому вертикаль, которая мне предложена была, это было счастье. У меня было многие годы ощущение, что мне дали ключ, которым я открываю абсолютно все замки. Этот ключик, с ним очень удобно. Но потом с годами понимаешь, что не все замки этим ключом открываются, что есть вопросы, которые обходятся, есть вопросы, которые «а вот тут поверь». Но ведь дело в том, что и в науке тоже есть очень много вещей, в которые «а вот тут поверь». Например, идея большого взрыва или происхождения органической жизни. Говорят «вот предлагается вам некая…» — Нет, это аксиоматика. Значит, мы либо исходим из этого, либо из того. Конечные вещи недоказуемы. Таким образом, и в науке тоже есть аксиоматические вещи, с которыми не справишься. Значит, мы исходим из того, что материя первична условно , дух вторичен. Или мы исходим из другой идеи. Но все равно есть какие-то… В основе есть всегда какое-то допущение, которое ты вынужден принять. Иначе ничего не устроится. Скажите мне, пожалуйста, у вас нет ощущения, что если взять христианство, иудаизм, потому что, все-таки, это вещи для меня общие, да?.. Авраамические религии. Несмотря на все заповеди, на все проповеди, на всё это, как мне кажется, человек вообще не изменился. Достаточно читать древних греков, чтобы видеть, что все — то же самое совершенно. И в этом смысле это учение не дало ничего. Ну, минуту, 30 секунд. А там, на самом деле, очень много вещей, о которых… Колодцы. Относительно кризиса христианства или иудаизма — да, конечно, тут говорить нечего. Относительно возможности изменения человека — тут как смотреть. Дело в том, что даже в обозримое время ученые это знают меняется структура головного мозга. Мы — живые и меняющиеся существа, причем меняющиеся очень быстро. И еще более мы меняемся от того, что мы знаем это. И мы уже эти изменения можем фиксировать. То, что произошло с биологической наукой в последние 50 лет, это вызывает у меня религиозный трепет. Поэтому изменился человек или не изменился? Да, конечно, грандиозным образом изменился. Я вот этим летом совершила очередную родительскую акцию, я читала своим внукам «Каштанку». И я понимаю, что у них глаза пустеют временами, потому что очень длинно. И я думаю «как бы сократить немножечко? Они работают на других скоростях. Это чисто физиологическая вещь, и она произошла за очень короткий период. Вообще-то у меня есть такое соображение, и даже я беседовала с антропологами и с учеными людьми, что сейчас человечество вступило… Знаете как эволюция? Она стоит-стоит на месте, почти ничего не меняется, потом — бабах и рывок. Что сейчас человечество как вид находится в состоянии или уже имеющегося рывка или накануне этого рывка. Вероятно, он уже есть, потому что у нас время жизни человека — 70 лет, поэтому мы не сразу можем отследить это. Но мне кажется, что сейчас происходят как раз уже изменения качественные, а не количественные. У меня такое ощущение есть. Более того, друзья мои, у которых у всех жизнь поменялась после того, как закрылась лаборатория… Некоторые считают, что это даже была не инициатива КГБ нас закрыть, а что академик Николай Петрович Дубинин из осторожности, зная, что был этот вызов и нас там немножечко попытали, что он это сделал просто… — Превентивно? Я не знаю. Я вообще ни о чем не жалею. Вот так в жизни шла. Дело в том, что мне наука всегда очень интересна. Она мне и сегодня ужасно интересна. Ну, не получилось из меня генетика, а, может, была бы доктором наук. А, может, академиком. Самиздат, значит. Все-таки, было связано с этим. Сегодня, наверное, многие даже не знают, что это такое. Молодым людям самиздат — непонятный термин. А если бы вас какой-нибудь четырнадцатилетний мальчик спросил: «А что такое самиздат? По крайней мере, так было во времена нашей молодости. И нам в молодые годы очень хотелось читать не только разрешенные, но и запрещенные, и даже, может быть, более хотелось читать запрещенные. Сегодня, когда прошло так много уже лет, я расскажу вам очень смешной анекдот, который произошел со мной две недели тому назад или три в Южной Корее. Я сидела в компании славистов, и речь зашла о каких-то женских образах. И профессор-славист говорит: «Да, ваша героиня Медея совсем не похожа на Ниловну». Мне нужна пауза, чтобы понять, что он имеет в виду. На Ниловну, героиню романа Горького «Мать». Дело в том, что современные дети тоже этого не знают. Так же, как и самиздат, они не знают о романе «Мать». Я, крякнув, говорю: «Да, действительно, не похожи». И думаю: «Почему? Откуда это? У нас, в Южной Корее до 1985 года пока у них там была военная хунта тоже был самиздат, в котором…» Тут уже просто меня раздирает от любопытства. Значит, в самиздате читали люди Маркса, Энгельса, Ленина. Про Сталина не было сказано.
Один человек родился в семье образованных папы и мамы, докторов наук, и ему гораздо проще проделать этот путь к науке, к технике, к самым передовым рубежам. А другой человек родился в деревне, в маленьком городе, родители его — рабочие на заводе, и ему гораздо труднее совершить этот путь. Но таких людей я тоже знаю. Когда я училась в университете, то там была пара потрясающе талантливых мальчиков, которые были именно из глубинки, из провинции. Просто талант был большой. Один из них, кстати говоря, стал потом директором института. Писатель — это профессия, это призвание, это общественная функция? Какое место писатель должен занять в этом новом страшном цифровом мире? Улицкая: - Знаете, этот вопрос для меня очень сложный и немножко смешной. Дело в том, что когда меня называли писателем первые 20 лет, я ухмылялась. Потом я уже привыкла. Когда я была совсем молодой, то я думала: вот сейчас я побуду генетиком, потом я побуду писателем, а потом будет еще что-то третье. Мне хотелось еще выйти из этого. Просто каждый человек проходит разные стадии своей жизни. Я не уверена в сегодняшнем дне, что выбор профессии — это нечто окончательное, что на всю жизнь определяет занятие человека. Я думаю, что это было бы прекрасно, и есть такие счастливые люди, которые в своей жизни успели позаниматься разным. Это очень хорошая тема для размышления — а чем бы еще я мог позаниматься. Мардан: - А вот чем бы вы еще хотели позаниматься? Улицкая: - Знаете, я вам должна признаться, что я рисую. Муж надо мной смеется, очень меня поощряет. У меня муж очень хороший художник. Может быть, я от зависти немножко начала… Десятилетиями преодолевая робость, сейчас я немножечко порисовываю. С большим удовольствием. Мардан: - А вы уроки в YouTube смотрите по живописи или нет? Улицкая: - Нет, не смотрю. У меня дома такой учитель. У меня на стенке висят такие работы, что достаточно посмотреть просто. Вообще круг моих друзей это в основном художники, не писатели. Поэтому я довольно пристально и внимательно смотрела всегда на то, что делают мои друзья, и, конечно, я не совсем необразованный человек в этой области. Что делает более страшным это занятие, а не более легким. Мардан: - Я надеюсь, что через несколько лет, когда мы будем снова у вас брать интервью, у меня будет возможность сказать, что с нами надеюсь, не по скайпу, а физически Людмила Улицкая, художник и дальше, через запятую , писатель. Улицкая: - Хорошо бы. Я бы приветствовала. Мардан: - Людмила Евгеньевна, хорошо, писатель, художник, общественный деятель, политик. Писатель должен подобную роль играть в обществе или нет? Улицкая: - Думаю, что писатель это чрезвычайно разнообразное явление. Есть писатели, которые определяли интеллектуальное направление целых поколений. Есть писатели изысканные, которые имели огромное значение, но для отдельно взятых людей, для отдельно взятых областей культуры. Здесь довольно разнообразно. Мы же не можем сравнивать, допустим, Льва Толстого и писателя Лажечникова. Тем не менее, и тот и другой были очень известны в свое время и влияли очень сильно на культурный баланс поколения. Надсон был на слуху, один из самых знаменитых поэтов. Кто сейчас знает Надсона? Это такие вещи, которые меняются во времени. И бывает чрезвычайно интересно, когда писатель, которого два века не читали, вдруг оказывается чрезвычайно важным, его открывают заново. Такие случаи мы тоже знаем. Ну, живая жизнь, она нам много чего предлагает разнообразного, и это большое счастье на самом деле. Мардан: - А у вас внутри хотя бы маленький революционер есть, который хочет изменить действительность, настоящее и будущее? Вы ведь довольно часто и много комментируете какие-то происходящие политические события, не стесняетесь своего взгляда. Улицкая: - Когда мне задают прямые вопросы, я на них честно отвечаю, безусловно, я никогда не вру. Есть многие вопросы, на которые я не могу ответить. Тогда я так же честно говорю: «Я не знаю». Я думаю, что те наиболее острые вопросы, которые связаны с политикой, с социальной жизнью, на самом деле честно и искренне — не самое для меня важное. Я все-таки человек локального пространства. И я предполагаю, что каждый человек живет в том мире, который он сам себе выстроил. Мы все живем в разных мирах. Бабушка, которая выходит каждый день у меня под окном кормить кошек, ее мир очень мало похож на мой мир, но, тем не менее, он абсолютно достоин уважения. Потому что я вижу, как она уже еле-еле ходит и, тем не менее, каждый день со своей этой мисочкой для кошек выходит. Это пространство каждого человека. Каждый человек имеет право выстраивать себе тот мир, который ему нравится. Из моего мира кое-что вычеркнуто. Есть вещи, которыми я не занимаюсь, не интересуюсь. Один какой-то очень проницательный критик мне как-то сказал: «А у вас нет отрицательных героев, у вас все люди хорошие». Я должна вам сказать, что меня отрицательные герои, в общем-то, не интересуют, я злодеев, во-первых, мало встречала, а может быть, вообще не встречала… С. Мардан: - Людмила Евгеньевна, сейчас будет несколько вопросов. Хочу, чтобы вы успели на все ответить. Улицкая: - Трудный. Для меня он был чрезвычайно трудным. Я думаю, что он был для многих людей трудным. И кроме того, он еще в некотором смысле оказался годом подготовки. Потому что то, что нас ждет, мы не знаем. Собственно, мы никогда не знаем нашего будущего, но именно в 2020 году мы все дружно поняли, что мы ничего не знаем о нашем будущем. Что непонятного и неизвестного гораздо больше, чем хотелось бы. Мардан: - В вашей личной жизни какое главное событие в этом году произошло? Или, может быть, еще не произошло? Улицкая: - Вы знаете, в минувшем году мой внук поступил в очень хороший университет. И я очень рада за него. Это такое приятнейшее событие семейное. Мардан: - Надеюсь, он учится не на удаленке? Улицкая: - Он учится на удаленке. Мардан: - Как литератор, скажите, какое главное слово в этом году, которое могло бы его описать? За исключением «коронавируса». Улицкая: - К сожалению, оно и есть главное слово. С этим бороться нельзя и бессмысленно с этим бороться. Но я думаю, что, поскольку, действительно, это главное слово, то я думаю, что мы все должны подтянуться под тот уровень задач, которые перед нами стоят. Побольше об этом узнать. Понять, что это за заболевание, что такое иммунитет. Еак себя правильно вести. Как защитить себя и окружающих. Я думаю, что нам не надо уходить от этого неприятного слова, неприятного события. Относиться к нему сознательно, осознанно — я люблю очень это слово. Понимая все опасности, которые нам грозят, и пытаясь выйти достойно из такой общемировой ситуации. Думаю, что это главная задача всех. Мардан: - «Человек года» - это номинация, которую всякие журналы любят придумывать. Есть ли такой человек, который лично вас, писателя Улицкую, восхитил, напугал, взбесил? То, что заняло ваше сознание и не отпускало? Улицкая: - Боюсь, что это вопрос, который потребовал бы от меня больше чем одной минуты размышления.
Меня очень занимает тема Берлина столетней давности, когда в Берлине было очень много русских. Это такая очень яркая историческая рифма, потому что Берлин в 20-е годы прошлого века был полон русскими, и сейчас опять очень много русских. Это по составу другие русские, не те, что были в начале XX века, но тем не менее русская речь в Берлине на улице слышна постоянно. Я очень давно начала эту книгу. Не знаю, удастся ли мне ее закончить… И тема ее на самом деле: «туда и обратно», как люди уезжают из России, как они возвращаются и иногда уезжают снова. Отчасти я была свидетелем этого процесса, потому что в 1960-е годы довольно большое количество русских, проживших 40 лет в эмиграции во Франции, вернулись в Россию. И среди моих знакомых было довольно много таких. Это были люди и аристократического происхождения, и более буржуазного мира. Многие из них осели, некоторые были тогда же посажены. Их дети в большой степени уехали обратно в Европу, но некоторые осели. У меня была и до сих пор есть дружеская семья Муравьевых — это потомки «Муравьева-вешателя» Михаила Муравьева-Виленского — государственного и военного деятеля XIX века, который прославился подавлением польского восстания в 1863-1864 годах. RTVI — и вот сейчас в России живет только одна представительница этой большой фамилии, остальные снова вернулись на Запад: кто в Америку, кто во Францию. И это движение туда и обратно чрезвычайно интересно. Человек, как и любое животное, ищет место для выживания своего личного и выживания своего потомства. Поэтому это скорее предмет исследования, чем осуждения или недоброго отношения. Это жизненный процесс, он идет, а мы — наблюдатели. О рейдах полиции по московским барам, владельцы которых высказывали антивоенную позицию Наступает тьма, и, видимо, мы находимся в самом начале этого наступления. Сегодняшняя власть себя защищает. Ей для того, чтобы сохраниться, надо непременно подмять под себя народ и задушить любое свободное высказывание, и они делают это вполне успешно. У них очень большой опыт. Этот опыт столетней давности. Россия никогда не была свободной страной, а советская Россия в особенности сумела так «преобразиться» в этом отношении. Такая наша историческая, видимо, судьба — быть страшилищем для всего мира. Всегда есть некоторое количество людей, которые к этому готовы, с большой внутренней агрессией. Эта агрессия может разным образом проявляться: мальчики вешают кошек на заборе, в моем детстве я это видела… Когда они вырастают, начинают избивать более слабых людей из окружения. А когда они совсем делаются взрослыми, идут в ОМОН или в сходную с ним организацию. Всегда есть какое-то количество людей, которое на это готово, с внутренней агрессией, с желанием проявлять себя именно таким образом. Что делать, так устроен человек… Эмпатия — это не то чувство, которое воспитывается с малолетства в России. Я прекрасно помню по своему детству школьные собрания с осуждениями. Иногда я была предметом осуждения, потому что юбка была на два сантиметра короче, чем общепринятая, или какая-то другая причина. С другой стороны, это рождает внутреннее сопротивление. Мы всегда обставляли себя друзьями и находили тот малый социум, в котором существовали. Всегда было некоторое количество друзей, с которыми мы собирались за столом, и эти наши московские кухни, этот узкий круг людей, с которыми можно было поделиться, обсуждать, спорить — он всегда существовал. Поводом для этого стало подозрение в причастности их владельцев к финансированию Вооруженных сил Украины, утверждал источник ТАСС.
Улицкая, Сорокин и Ерофеев заявили, что не имеют отношения к финансированию ВСУ
И почему мы так сдали все завоевания той эпохи - это и есть главный ответ, который мы ищем. Таймкоды: 00:00 Людмила Улицкая: больше встреч у меня не будет, так что это интервью последнее 05:26 о начальниках и подчиненных 07:11 реклама Good Wood 12:39 о человеческой трусости 16:02 о возвратившихся в Россию после эмиграции 17:25 вопрос от «Авиасейлс»: если не Россия, то где жить?
Гонорары, по ее словам, «идут на Украину». В Германии писательнице присудили премию Ремарка. В 2019 году она выступала против решения правительства Украины объявить украинский государственным языком. Улицкая назвала этот шаг неразумным, ведь жители страны говорили по-русски.
Таймкоды: 00:00 Людмила Улицкая: больше встреч у меня не будет, так что это интервью последнее 05:26 о начальниках и подчиненных 07:11 реклама Good Wood 12:39 о человеческой трусости 16:02 о возвратившихся в Россию после эмиграции 17:25 вопрос от «Авиасейлс»: если не Россия, то где жить?
В издательстве добавили, что ждут разъяснений писательницы относительно адресатов отчислений с проданных в российских магазинах книг. Улицкая, ставшая первой женщиной-лауреатом премии «Русский букер», лауреат премии «Большая книга», в разговоре с пранкерами Владимиром Кузнецовым Вованом и Алексеем Столяровым Лексусом сообщила, что переводит ВСУ гонорары от своих книг, проданных в России. Писательница также оправдала теракты, которые киевский режим устраивает в России. Думая, что разговаривает с главой офиса Зеленского Андреем Ермаком, она заявила, что не считает людьми патриотично настроенных российских журналистов, писателей и общественных деятелей.
Людмила Улицкая: «Для осмысления современности надо, чтобы она стала прошлым»
Людмила Улицкая сегодня — Издательство АСТ приостановило выплату гонораров писательнице Улицкой. Другие интервью Людмилы Улицкой. Об отношении к русскому языку в новых реалиях, о творчестве за границей и будущем русского языка и литературы Андрей Мучник из Службы новостей ООН поговорил с Людмилой Улицкой – писательницей, лауреатом многочисленных российских и международных премий. О Крыме, феномене Зеленского и Путине: эксклюзивное интервью с Людмилой Улицкой (Обозреватель, Украина). Евгения Родионова: «Куда ни плюнь, всюду в Улицкую попадешь, которая, кстати, в последнее время вконец исписалась — неловко читать».
Колонка Юлии Зайцевой
- Людмила Улицкая — последние новости
- Издательство АСТ решило приостановить выплату гонораров писательнице Людмиле Улицкой.
- Писатель Людмила Улицкая – о таланте, успехе, счастье и радости
- Людмила Улицкая: Самое важное предназначение человека — превращать свою жизнь в текст
Издательство АСТ приостановило выплаты Улицкой после ее признания в финансировании ВСУ
Как Вы думаете, автофикшн - это тенденция времени? ЛУ: Трудно провести границу между мемуарами и «автофикшн». Я бы сказала, мемуары. АМ: Ваша последняя книга вышла в свет уже после Вашего отъезда, но в России, а где будет издаваться Ваша следующая книга? ЛУ: Пока у меня нет никакой следующей книги.
АМ: Что Вы думаете о новых русскоязычных издательствах, появляющихся за границей? Поможет ли это сохранению русского языка. ЛУ: Русский язык сохраняется благодаря авторам, а не издательствам. Будут хорошие авторы, будут и читатели.
Будут читатели, будут и издательства. АМ: Как текущий политический контекст оказывает негативное воздействие на восприятие русского языка? ЛУ: Да, не лучшее время для русского языка — для многих людей он стал «токсичным». Знаю, что многие украинцы, говорившие прежде по-русски, перешли сейчас на украинский.
Могу их понять.
Да, вышла в «Новом мире». В конце 1980-х годов были какие-то публикации журнальные, их было немного. Первая моя книжка вышла в 1993 году, в издательстве «Галлимар», на французском языке. Потому что, пока моя рукопись здесь шла долгими путями, французское издательство получило ее через мою подругу и быстренько перевело. Для «Галлимара» я — уникальный автор, потому что я единственный писатель, который опубликовался в этом знаменитом издательстве, не имея ни одной книжки на родном языке. Так вот получилось. Почему я говорю, что мне дико повезло? Потому что это не знакомства, не какие-то специальные обстоятельства, помощь чья-то — нет.
Просто вот так карта легла, что называется. Ваша первая повесть была опубликована, когда вам было почти 50 лет. Не жалеете, что ваши произведения не выходили раньше? Дело в том, что, когда я ушла из Института общей генетики, я лет десять не работала. Это были годы, когда у меня родился один ребенок, потом другой. Я с ними ходила, варила кашу и вела жизнь домашней хозяйки — нормально. Потом, когда они немного подросли, мне надо было снова идти работать. А профессия моя — генетика — это сфера, которая каждый год по объему увеличивается в тысячи раз. Поэтому я поняла, что уже в генетику не вернусь и, наверное, буду работать в лаборатории, делать анализы крови.
Но тут какое-то чудо подвернулось, меня взяли в театр, причем в качестве заведующей литературной частью. И вот эти три года, которые я провела в театре, они меня и перевернули. Потому что, когда ты читаешь чужие пьесы, хорошие и плохие, ты учишься. И вот, когда я уже прошла эту некоторую школу, я поняла, что, в общем-то, тоже могу попробовать. И написали первую пьесу? И надо сказать, что пьеса «Мой внук Вениамин», которую я тогда написала, до сих пор идет в некоторых российских театрах. Очень локальная, очень прямолинейная, очень элементарно написанная, но грамотно. С точки зрения драматургии она была сделана совершенно правильно. Потом я еще написала какое-то количество пьес.
И сейчас, кстати говоря, вот именно в последние месяцы, я тоже пишу пьесу, которая никак у меня не получается. О чем она, если не секрет? Это совершенно не секрет, но я с ней так завозилась. Она из области футурологии. Потому что, когда их больше, агрессивная природа мужчин меняет общество так, что оно начинает воевать. Поэтому мир в основном женский, а мужчин держат на развод. Феминистки будут рады. Ну нет, там не так прямолинейно. Пока что мне очень забавно и занятно, и смешно этот сюжет всячески прокручивать.
А о чем будет ваша новая книга? Она называется « Бумажный театр. Непроза ».
Разница существует. Мы сейчас общаемся с людьми в разных странах, выезжаем и видим: вот страна, которая застряла в феодализме, вот страна, которая все еще живет в Средневековье. Мы живем в том мире, который мы устроили. Он разнообразный, качество сегодняшнего времени — что очень многое существует одновременно. Одновременно существуют в вашей стране и в нашей стране высокоразвитые, цивилизованные люди, знающие языки, которые абсолютно по своему сознанию европейцы. И рядом с ними существуют люди, которые движимы самыми элементарными, самыми архаическими мотивами в своем поведении. Это составляет проблему и вашу, и нашу, и многих других стран.
Надо работать, догонять — для этого существуют культура, образование. Я все время говорю: единственное, что мы можем сделать — повышать культурный уровень, уровень образования. К сожалению, он падает. Вы, живя в России, чувствуете Россию? Какой вы ее ощущаете сегодня? Даже животные жутко привязаны к месту, где родились. Переселенными они иногда даже не выживают. И человеку очень свойственна эта любовь к месту. Мы любим место, где родились, привыкли к своему окружению. Нам всегда надо делать усилия, чтобы во взрослом состоянии перейти на некую другую площадку.
Поэтому Россия — моя страна, моя культура, мой язык. Огромное количество ассоциаций, воспоминаний — мы пронизаны страной насквозь. Нравится она нам или не нравится, хочет она меня иметь в виде гражданина или она хочет меня прогнать, извегнуть — это проблема, которую мы все время решаем. Я бы, на самом деле, осталась в России. Слишком много меня связывает с Москвой, там все друзья, среда, в которой я живу, в конце концов, язык. Это, наверное, так оно и есть. Мы уплываем в какую-то архаику, и если употреблять слово «прогресс» если расценивать его как нечто положительное , то, конечно, мы движемся в обратном направлении. И это очень печально. Но другое дело, что это колебательный процесс, мы его знаем всегда — со времен Петра Первого, который сделал огромный рывок и огромные усилия, чтобы встроить Россию в европейскую структуру. С этого момента мы находимся в колебательном процессе: то ближе к Европе, то дальше от нее.
И сама эта идея третьего пути, какого-то особого — не европейского и не азиатского — третьего, своего собственного, оригинального — пока что никак не реализуется. На чем держится сегодняшняя Россия? Россия — страна очень разнообразная. Я живу в Москве, мои друзья, единомышленники примерно одинаково думаем. Но мы люди примерно одного образовательного уровня. Есть люди, которые думают совсем не так, как мы, и это нормально. Россия держится на очень сильной власти. На той самой вертикали, о которой постоянно говорят. Что касается страха, он на самом деле возвращается. Сегодня были какие-то массовые демонстрации — 600 человек забрали с улицы.
Для того, чтобы совершаюсь какое-то движение, чтобы была эта «движуха», надо, чтобы была какая-то неудовлетворенностью жизнью. А сегодня слишком много нам выдано. Поэтому, чего хотеть? Той самой внутренней свободы? Ну она есть. Если хочешь ее иметь — пожалуйста, читай что хочешь, это твоя свобода.
Людмила Улицкая
Писательница Людмила Улицкая, находясь в Италии, в интервью каналу «112 Украина» заявила, что Россия, как и другие страны. Последние новости о персоне Людмила Улицкая новости онлайн, личная жизнь, сплетни, биография, события, факты, карьера, слухи, информация, фото, видео. Л. УЛИЦКАЯ: Вы знаете, на самом деле Россия — страна весьма талантливых людей, у нас в России очень много талантливых людей, но процесс, который мы наблюдаем в последнее двадцатилетие, а, может быть, и побольше, с 1990-х годов. Улицкая призналась, что все ее гонорары идут на Украину.
В пандемию мы оказались в неизвестном
- Мне стало неинтересно жить, а пандемия этот интерес вернула
- Людмила Улицкая: «Перебить друг друга – ума много не надо» | Правмир
- Людмила Улицкая - последние новости -
- Людмила Улицкая: «Перебить друг друга – ума много не надо»
- В пандемию мы оказались в неизвестном
- Людмила Улицкая: я думаю, это мое последнее интервью - YouTube